8 августа

8/08/2010, No Comment

Празднуем торжество святого Отца Доминика, священника, основателя Ордена Проповедников

Рождение и детство

Есть на возвышенностях Старой Кастилии, на одном из притоков реки Дуэро небольшое селение - Калеруэга. Название селения означает скорее всего «известь» или «известковую землю», так как небольшие горы, которые его окружают известняковые. Жизнь в этом суровом, засушливом регионе была тяжелой как для простых людей, так и для знатных. Феликсу Гусману, местному феодальному владетелю принадлежало лишь пастбище, несколько стад овец, поместье и башня (стоит до сих пор), служившая для охраны территорий. Его благочестивая супруга Иоанна и рода Аза была известна как добродетельная и милосердная женщина, заботившаяся о бедных. Местные жители почитали ее святой. Да и сам Феликс был мужем благочестивым. Спустя столетие о нем скажут: vir venerabilis et dives en populo suo («честный и богатый человек в своем народе»).

Нет, история Феликса и Иоанны, это не очередная версия библейских преданий о старшей бездетной паре, которые вымолили себе ребенка и посвятили его служению Богу. У Иоанны уже были дети: Антонио (†1190), ставший сначала бенедиктинским монахом, а позднее епархиальным священником, и Манес (†1234), который станет верным помощником своего младшего брата и его собратом по Ордену. Однако и о рождении св. Доминика также были сложены легенды. Блаженный Иордан, первый биограф св. Доминика, пишет: «Его матерь, еще перед его зачатием, имела видение, что носит в лоне пса, держащего в пасти горящий факел. Он вышел из ее лона, и казалось, поджег целый мир». Взволнованная этим видением, Иоанна совершила паломничество в бенедиктинский монастырь де-Силос, находящийся в двадцати километрах к югу. Будучи благочестивой женщиной, она не однократно посещала этот монастырь, в котором также принял послушание ее старший сын Антонио. Там она молилась у гробницы основателя аббатства – св. Доминика Силосского (†1073), который, явившись ей в видении, пояснил, что она должна будет принести на свет великого проповедника, «который своим лаем святого учения разбудит усыпленные грехами умы к бодрствованию и весь мир зажжет огнем, который Иисус пришел низвести на землю». В честь этого достопочтенного аббата Иоанна и назвала своего третьего сына Домиником. Во время его крещения, крестная увидела на челе младенца сияющую звезду, ставшую еще одним иконографическим символом св. Доминика (согласно более ранней версии легенды: «Явился он своей матери в видении, как бы с месяцем на челе, что наверняка было возвещением того, что некогда будет он дан как свет для народов, чтобы просветить сидящих во тьме и тени смертной…»).

Ранние годы Доминика, как кажется, были лишены радостей, присущих детскому возрасту. Иордан сообщает о нем: «Он не присоединялся к играющим детям, а также не пребывал в обществе тех, кто вел легкую жизнь». Был мальчиком сосредоточенным, «зрелым в поведении и постоянным в нравах». Не чужды ему были в раннем отрочестве и аскетические практики. Так, как повествуют легенды, ночью он выбирался из теплой и мягкой постельки, и ложился спать на голом полу. Этот обычай он сохранил и в зрелом возрасте, так как часто оставался на ночь в церкви, на молитве, где так и засыпал на полу перед алтарем.

Видя благочестие своего сына, родители поручили его воспитание дяде, брату матери, который бы священником. А когда ему исполнилось четырнадцать лет, его отправили на обучение в Паленсию. Там находилась кафедральная школа, одна из немногих высших школ в Испании того времени, вскоре ставшая университетом.

Из Паленсии в Осму

В Паленсии, в течение десяти лет, он изучал свободные искусства. По правилам средневековой системы образования сначала преподавался тривиум (первая из дисциплин — грамматика, а также логика (диалектика) и риторика), потом квадривиум (базовая дисциплина — арифметика, а также геометрия, астрономия и музыка (гармоника)). Далее, как сообщает Иордан: «Когда же, как ему казалось, достиг достаточное знание этих дисциплин, бросил обучение, как бы опасаясь, что менее плодотворно использует время, которое бы им посвятил. Тогда посвятил себя изучению теологии и преданно начал питаться Божьими словами, более сладкими, чем мед на его устах». Обучение теологии заняло у него четыре года, что было весьма основательным образованием для среднего священника того времени. Но не только примерным образованием отличился Доминик в свои студенческие годы, но и делами милосердия. Когда в том регионе наступил голод, «тронутый нуждою убогих и, пылая горячим сочувствием (…) он продал нужные ему книги, которые имел, вместе со всеми принадлежностями, и как милостыню разделил между убогими. Этим примером милосердия он так сильно возбудил сердца других теологов и учителей…».

Ничего удивительного в том, что умного и благочестивого юношу заметил, бывший в ту пору еще приором кафедрального капитула, Диего д’Азеведо, который в 1201 году станет епископом Осмы. С разрешения тогдашнего епископа Мартина Базана, в 1196 году, Доминика приняли в кафедральный капитул и вскоре рукоположили в священники. Было ему тогда примерно двадцать четыре года.

Канониками собора были священники, особенно связанные со своим епископом, которые проводили общинную жизнь, подобную монашеской, в бедности, согласно уставу св. Августина. Доминик был назначен ризничим, а вскоре был избран суб-приором. Это дало ему возможность приобрести ценный опыт в управлении и реформаторской деятельности, но более по душе ему была созерцательная жизнь. Любимой его книгой того периода стала книга «Собеседования» Иоанна Кассиана. Книга эта – как пишет Иордан – «повествовала о пороках и о всем, что касается духовного совершенства, и Доминик со всею силою духа старался искать в ней пути спасения и следовать ними. Книга эта, при помощи благодати Божией, помогла ему достичь возвышенной чистоты совести, ясного света созерцания и прекрасной вершины совершенства».

Чем запомнился Доминик своим собратьям по капитулу? Возможно, только обильными слезами и долгими молитвами. Иордан пишет: «днем и ночью он перебывал в храме, без перерыва предаваясь молитве, и посвящая свое время созерцанию, был практически невидим за территорией монастыря. Бог одарил его особенной добродетелью плача над грешниками, несчастными и страдающими, неудачи которых он носил в глубочайшем сосуде сочувствия, а его горячее внутреннее чувство являлось наружу в виде слез. (…) Временами также во время молитвы привык издавать восклицания и слова воздыхания из своего сердца, и не мог совладать с собою, чтобы этих восклицаний не было слышно даже издали». Но, быть может, он плакал от бессилия, не зная, как именно он сможет помочь грешникам? «Частою и особенною просьбою, с которой он обращался к Богу, было то, чтоб Он уделил ему истинную и действенную любовь в его заботе и старании о спасении людей…» И вскоре Бог ответил на его молитвы и указал ему путь его истинного призвания.

В путь!

Причина, по которой Доминик покинул относительно спокойную жизнь, имела сугубо светский характер. В 1203 году король Кастилии Альфонсо VIII попросил епископа Диего стать его свадебным послом и отправиться в Данию, чтобы устроить бракосочетание его сына с датской принцессой. Епископ, естественно выбрал молодого священника в качестве своего спутника в этом долгом и опасном путешествии. Путь лежал через Лангедок – южную Францию, где путники столкнулись с до сих пор незнакомой им религиозной ситуацией. В Испании они знали только о маврах и евреях, здесь же столкнулись с христианами иного толка. Кем были катары (т.е. чистые), или альбигойцы (в честь города Альби, который стал одним из центров этой ереси)? В отличие, скажем, от вальденсов, второго крупного еретического движения того времени, катары представляли собой нечто совершенно иное. Вальденсы, которых возмущало развращение католического клира, причиной которого были земные богатства, ратовали за отказ Церкви от преходящих благ. Катары же, хотя также обвиняли Церковь в развращенности, преследовали совершенно иную цель. Корнями эта ересь уходит в древний гностицизм и персидское манихейство, проникшее сперва к павликианам Армении, затем (IX веке) к болгарским богомилам, от них в X веке проникло в Константинополь и вместе с рыцарями Второго Крестового Похода – в северную Италию, Францию, Рейнскую область, но наибольшего успеха, пользуясь поддержкой местной знати и покровительством самого графа Тулузы, добилось в Лангедоке. Катары исповедовали радикальный дуализм, согласно которому все видимое творение было делом рук злого бога.

Остановившись в одной тулузской гостинице, Доминик всю ночь провел в дискуссии с хозяином трактира, который, вероятно, был дьяконом катарской церкви. Годы обучения не прошли даром, и наутро, Доминику удалось обратить собеседника в истинную веру. Этот эпизод считается поворотным моментом в жизни Доминика и доминирующим в выборе его нового призвания. Однако, Доминик далеко не сразу принял этот выбор, и первый успех его проповедничества никак не повлиял на уже запланированную поездку. Оставив неспокойную Тулузу, путешественники продолжили свой путь в Данию. Там их миссия увенчалась успехом – девица дала свое согласие, и послы без особых приключений вернулись на родину. «Тогда король – пишет Иордан - снова отправил его в путь, в обществе еще более блистательной свиты, чтоб со всеми почестями привел девицу, которая должна была выйти за его сына». Второе путешествие в Данию закончилось печальным известием о том, что девица за это время умерла. И вот тогда в жизни Диего и Доминика наметились радикальные изменения. Епископ оправил к королю гонцов с неприятным известием, а сам, с Домиником, отправился прямиком к папе Иннокентию, просить его об отставке и позволить ему отправится проповедовать слово Божье куманам (как называли половцев). Но не смерть несчастной принцессы стала причиной столь радикального решения, хотя поездка в Данию имела к этому прямое отношение. Историки предполагают, что Диего и Доминик стали свидетелями подготовки миссионерской экспедиции к берегам Балтики, которую, под покровительством короля Вальдемара должен возглавить архиепископ Лунда, Андерс Сунесен. Загоревшись миссионерским духом, епископ Осмы решил организовать собственную миссию. Но увы, этому не суждено было случиться, так как папа не принял его отставку и приказал возвратиться в свою епархию.

Но Диего не спешил возвращаться, и на обратном пути решил посетить колыбель ордена цистерцианцев - монастырь Сито. Это знаменитое аббатство, напомним, находится в Бургундии, и путникам пришлось сделать для этого «небольшой» крюк через пол Европы. Какую цель преследовал Диего, решившись на это путешествие? Иордан сообщает, что «при виде столь большого количества Божьих слуг и тронутый глубиной их духовной жизни, он принял монашеское облачение», а затем продолжил путь в Испанию, «взяв с собою также нескольких монахов, которые должны были истолковать ему принципы монашеской жизни». Быть может, он хотел пригласить цистерцианцев в свою епархию, а быть может, решил таким образом обойти запрет папы, и в составе какой-нибудь цистерцианской миссии осуществить свои замыслы? Так или иначе, до родной епархии они так и не добрались, так как новый радикальный поворот ждал их в Монпелье…

Начало миссии среди альбигойцев

В Монпелье в июне 1206 года Диего и Доминик попали на синод поместной Церкви, созванный легатом папы и двенадцатью аббатами-цистерцианцами, которых папа выслал проповедовать слово Божье альбигойцам, и которые уже какое-то время абсолютно безуспешно старались исполнить возложенную на них миссию. «Собрались они – повествует Иордан – на торжественном синоде вместе с архиепископами, епископами и другими церковными сановниками той земли, чтобы найти наиболее действенный способ исполнения того задания, для которого были они посланы». Единственный действенный способ предложил им Диего. Он обратился к легатам с пламенной речью, в которой призвал их оставить свои пышные свиты и богатые обозы и проповедовать апостольскую веру так как это делали апостолы. Диего не только предложил, но и сам решил возглавить эту миссию, подав папским проповедникам прекрасный пример. «Когда же аббаты услышали этот совет и получили такой пример, сами начали поступать подобным образом: каждый из них отослал домой все свое имущество, которое оттуда взяли, оставляя при себе только книги необходимые для чтения канонических часов, обучения и дискуссий, если бы пришла такая надобность. Имея же с собою упомянутого уже епископа, ставшего как бы во главе всего предприятия, начали проповедовать веру, странствуя пешком, без денег, в добровольной бедности».

Кроме проповеди слова Божьего в людных местах, наиболее действенным способом евангелизации были публичные диспуты с катарами. Такие диспуты назначались на определенную дату, о чем объявлялось по всей округе. На них приходили как знатные, так и простолюдины, все с удовольствием желали послушать споры на религиозные темы. Для оценки спорящих сторон и вынесения вердикта, избирались судьи, которые не только выслушивали устные дискуссии, но и разбирали записанные в книги аргументы. С одним из таких диспутов, состоявшихся в Фанжо, связана знаменитая легенда о несгораемой рукописи. «Когда, после долгих споров судьи не могли решить этот вопрос, им пришла в голову идея бросить обе книги в огонь: та, которая бы не сгорела в нем, определенно содержала бы истинную веру. Тогда разожгли огромный костер и бросили в него обе книги. Еретические записи сразу же охватил огонь, другая же книга, написанная человеком Божьим Домиником, не только не получила никаких повреждений, но даже при всех присутствующих отскочила далеко от пламени. Когда же ее снова туда бросили, а потом и в третий раз, за каждым разом вылетала оттуда, убедительно свидетельствуя об истинности веры и святости того, кто ее написал».

Миссия странствующих проповедников начинала приносить плоды, многие заблудшие души возвращались в лоно святой Церкви, что, естественно, возбуждало гнев еретиков. Проповедников ждали новые испытания. В 1207 году епископ Диего вернулся в Испанию, в надежде привлечь к своей миссии новые силы и средства, но умер там 30 декабря. Доминик остался продолжать его дело практически в одиночестве. А уже в январе следующего - 1208 года, после неудачных переговоров с графом Тулузы, вероятно по его приказу, был убит легат папы, цистерцианец Петр де Кастельно. И это событие стало поводом к объявлению крестового похода против альбигойцев.

Во время военных действий Доминик продолжал свою миссию на территории катаров и неоднократно подвергаясь опасности. Он жаждал стать мучеником, если такова будет воля Господня, но Господь готовил для него иной путь.

Основание Ордена

Самоотверженная деятельность Доминика была замечена как церковными, так и светскими властями: епископом Тулузы Фулько и предводителем крестового похода Симоном де Монфором, который стал новым графом Тулузы и оказал Доминику свое покровительство. Легенда о том, что якобы Доминик был его личным капелланом, главным идеологом и вдохновителем крестового похода, который благословлял Монфора на массовые убийства еретиков, не находит исторического подтверждения. В 1213 году Доминика назначают викарием в Каркассоне, в 1214 – настоятелем прихода в Фанжо, и наконец, в 1215 – его приглашают в качестве епархиального проповедника в Тулузу. Здесь, один зажиточный горожанин, Петр Селан, владевший недвижимостью, передал Доминику и нескольким его спутникам свой дом (Иордан говорит о «нескольких больших и богатых домах»), который стал первым монастырем братьев и колыбелью Ордена. Сам Петр Селан также присоединились к числу сподвижников Доминика, а позднее стал приором в городе Лимож. Некие бенефиции пожаловал Доминику епископ Фулько, а также Симон де Монфор. Таковы были требования канонического права Церкви тех времен – каждый монастырь должен был иметь источники обеспечения. Позже Доминик откажется от этих бенефиций.

Вместе с епископом Фулько, Доминик в том же 1215 году, отправился в Рим на IV Латеранский Собор. На Соборе, среди прочих насущных проблем Церкви, обсуждались и были приняты решения, касающиеся необходимости создания в каждой епархии общины проповедников, поддерживающих епископа в его пастырских обязанностях, а также создания в каждой епархии школ для формации духовенства, особенно проповедников. Таким образом, Фулько, привезя с собой Доминика – представил яркий пример выполнения таких постановлений. При поддержке кардинала Уголино (будущего папы Григория IX, который также покровительствовал св. Франциску Ассизсому) Доминик добился разрешения основать Орден Проповедников. Папа не сразу утвердил новый Орден, но попросил Доминика вместе с братьями «основательно поразмыслив», выбрать какой-либо из уже утвержденных монашеских уставов. Братья избрали устав св. Августина. В следующем году Доминик снова посетил Рим и уже от нового папы – Гонория, получил буллу, утверждающую Орден. Как пишет Иордан, Доминик и епископ Фулько «просили папу о утверждении для брата Доминика и его сподвижников Ордена Проповедников, который носил такое название и был таковым в действительности», но в то время речь шла только об общине проповедников епархии Тулузы. Такими «своими» проповедниками их видел Фулько, но планы Доминика, особенно после посещения Рима, стали резко меняться. Ему стало тесно в границах одной епархии, перед ним открылись намного более широкие перспективы.

По возвращении в Тулузу, Доминик объявил своим соратникам, которых было тогда всего-то 16 человек, свое удивительное решение. Иордан связывает это решение с видением Доминика, предвещавшем смерть «великого и великолепного» графа де Монфор. Но не смерть благодетеля, возобновление военных действий, которые стали бы помехой для проповедничества в тулузской епархии, а грандиозные мечты Доминика о будущем стали причиной такого решения. Итак, Доминик наказывает своим братьям покинуть только что основанную обитель в Тулузе, и разойтись во все стороны. Это событие произошло как раз на праздник Пятидесятницы, что еще больше подчеркивает апостольскую харизму Ордена. Несколько братьев остались в Тулузе и не смотря на смуту и новый виток альбигойской войны, этот монастырь стремительно развивался и стал материнским для еще нескольких монастырей в Лангедоке. Остальные братья отправились в Мадрид, Париж, Орлеан и Болонью. С огромными трудностями, преодолевая нужду и препятствия со стороны местного клира, с подозрением относящегося к новому ордену, братья все-же смогли основать свои обители во всех этих городах. Сам Доминик пешком отправился в Рим, чтобы просить у папы новые привилегии для своих братьев, которые бы позволили им трудиться на ниве Господней более плодотворно. С этого времени его жизнь – это безустанные странствия: из Рима в Испанию, оттуда, через Тулузу в Париж, оттуда в Болонью и снова в Рим. Всюду, куда он посылал своих братьев, он находил основанные ими монастыри и новые многочисленные общины молодых братьев. Путешествуя из города в город, Доминик утверждал братьев в их призвании (особенно трудно было убедить некоторых принять нищенский характер ордена), редактировал Конституции, старался получить от папы новые привилегии. Но не забыл он и о давней мечте, которую он разделял со своим епископом Диего - отправиться проповедовать Евангелие далеким куманам… Эта мечта так и не сбылась. 6 августа 1221 года, находясь в Болонье, Доминик почил, пообещав братьям, «что будет для них более полезным после смерти, чем был при жизни».

У нас может сложиться впечатление (особенно, если вспомним его «безрадостное» детство и ночи, проведенные в молитве и слезах), что Доминик – суровый аскет, постоянно сосредоточенный, лицо которого никогда не озаряла улыбка. Но это вовсе не так. Иордан, знавший его уже в последние годы его жизни, пишет: «прекрасным было то, что в нем царило такое нравственное совершенство и движим он был таким божественным рвением, что сам он был как сосуд благочестия и благости, сосуд, украшенный всевозможными драгоценными камнями, вне всякого сомнения, подлинными. У него всегда было ровное настроение, кроме тех моментов, когда его душевное спокойствие нарушалось состраданием или милосердием. А поскольку веселое сердце делает лице веселым, то его ясный и спокойный внутренний настрой был заметен снаружи благодаря его доброте и радостному выражению лица. Он обладал таким постоянством, что когда считал разумным перед Богом сделать то или иное, то редко или даже никогда не соглашался изменить принятое решение. И поскольку, как уже говорилось, лицо его всегда сияло свидетельством доброй совести, свет его лица никогда не угасал на земле».

Второе ценное свидетельство о его добродушии дает нам блаженная сестра Цецилия, которая приносила свои монашеские обеты на его руки: «… лицо Его было красивым и слегка румяным, волосы и борода слегка рыжеватые, глаза красивые. Его лоб и ресницы светились каким-то блеском, который у всех возбуждал почтение и любовь к нему. Всегда был улыбающимся и радостным, разве что трогало его сочувствие при виде страдания кого-либо из близких…»

Молитва

Всемогущий Боже, соделай, дабы святой Доминик, бывший ревностным проповедником явленной Тобою истины, поддерживал Церковь Твою своими заслугами и учением; и для нас да будет он заботливым покровителем. Через Господа нашего Иисуса Христа, Твоего Сына, Который с Тобою живет и царствует в единстве Святого Духа, Бог, во веки веков.

Читай также:

Легенда о св. Доминике

No Comment

Отправить комментарий