Письмо 2 (LII) блаженного Иордана Саксонского, Кёльн, октябрь-ноябрь 1229 года.
Арнольд Меркатор, Доминиканский монастырь в Кёльне (1571)
Деве превыше всего возлюбленной во Христе, ветви смирны, которая, хотя никогда не покидала амбар** Блаженной Девы, всегда почивает на моем сердце – Марии*** - ветви смирны, которая растираемая в ступе различными искушениями, выпекаемая в печи горячего размышления о Христе, была принесена в жертву как свежий хлеб предложения, обновляемый в субботу милым Богу созерцанием: чтоб Того, кого ты жаждешь, обрела во всей полноте.
Дражайшая сестра или скорее – если согласишься – дочерь, а по-настоящему и сестра и дочерь одновременно! Долгое это приветствие, а хоть бы и было самим долгим, то даже в малой части не выразит моих чувств. Как же я должен выразить эту горячую любовь, которой я возлюбил тебя во Христе, нашем Посреднике? Он является посредником не только между людьми, чтоб они могли обрести в Нем взаимную любовь, но также между Богом и людьми. Из этих двоих: Бога и человека, Христос соделал одно до той степени, что Бог стал человеком, а человек Богом, чтобы человек возлюбил Бога в человеке и человека в Боге. О любовь, однажды вспыхнувшая и постоянно испытываемая вновь, которой Он возлюбил не ангелов, а сынов Авраама! Возлюбим же и мы друг друга. Возлюбим же друг друга во Христе, через Христа и ради Христа. Устремимся же друг к другу, побуждаемые любовью Иисуса, который как Истина ведет нас этим путем. Устремимся, чтобы мы пришли к Тому, кто, в то время как наша жизнь проходит, живет и царствует в полноте жизни, в царстве славы.
Любовь подсказала бы мне еще множество слов о любви, и даже заставила бы меня, чтоб тебе о ней написал, если бы не то, что оставил нас наш возлюбленный, что увял цветок, что нежный запах нашего виноградника превратился в холодное и скорбное веяние, а голос горлицы умолк в нашей земле (Песн 2,11). Встань же и поспеши оплакать со мною усохший цветок и горлицу, которая вдруг прервала свое пение. О ком же я говорю, если не о твоем Генрихе, о моем Генрихе. Да, он был моим и твоим, и в самом деле принадлежал всем, ибо стал всем для всех (1Кор 9,22), чтобы понравиться Христу.
Сравнил бы я его охотно с цветами лилии и розы, ибо чистотой нравов напоминал лилию: знаю это и свидетельствую, а свидетельство мое истинно (Ин 18,35). Когда – недостойный любви! – срывая последние цветы в саду его души, я нашел там непорочную чистоту его сердца и тела, которой он отдал себя с юношеских лет и неповрежденной до самой смерти. Открыл там также цветущую и свежую розу любви. Оба эти цветка благоухали так сильно, что чувствовал этот запах не только я, но и вся провинция, ведомая этим благоуханием, стремилась поспешно к вечной победе. Оплакивай же его, как и я его оплакивал, как оплакивал его весь Кёльн, и даже вся Германия. Плачь, но не так те, у кого нет надежды.
Боюсь, что ты никогда не видела меня так обильно изливающим слезы по кому бы то ни было. Да, я плакал перед его смертью, плакал, когда он умирал, плакал, когда отошел, и все еще слезы переполняют мои очи. Однако эти слезы не приносят страдания, но утешение; это не слезы тех, кто впадает в отчаяние по умершем, но тех, кто верят в Бога живого. Я так взволнован, как люди полные веры, когда Церковь празднует день рождения**** их святых покровителей.
День святого Северина (23 октября), архиепископа Кёльна, стал двойным днем рождения, ибо также Генрих, оставляя эту долину, умер для мира и родился для Бога и для Христа. Это была ночь октябрьских календ и как раз звонили на matutinum*****. Перед тем, как пойти в хор, я заглянул к нему, и видя, что он сильно страдает и что вот-вот придет конец, я спросил, не хочет ли он принять помазание. Он ответил согласием и с такой огромной жаждой, что я исполнил это сразу же, еще перед тем как начал молитву в хоре. Видя, с каким благочестием он читает молитвы, создавалось впечатление, что он не столько принимает помазание, сколько сам его себе уделяет.
Потом я ушел на молитвы и объявил всем, что брат наш отправляется в путь к небесной отчизне. А когда сердцем и голосом пел вместе с другими девять лекций в честь святого Северина, покровителя Кёльна, охватило меня внезапное рыдание, а из очей полились обильные сладкие слезы. Сразу после я вернулся к нему. Говорил с Богом и о Боге, пел, побуждал себя и других возлюбить отчизну и возненавидеть временное изгнание. Утешал также братьев, которые стояли вокруг, такими словами: «Братья, когда вас вижу, радуется душа моя». После этих слов охватила его радость, и он начал шептать: «Молись о нас, Дева, чтобы мы стали достойны небесного хлеба». Повторял это несколько раз. Позднее, как будто бы ослепленный блеском солнца, луны и всех звезд небесных, добавил: «Избрал вас Бог в собственность свою» (Пс 134,4).
Не переставал молиться таким способом, желая своей смерти, а нас, призывая к благой жизни. А когда настал момент отхода, душу его, призываемую Господом, начал преследовать враг, который всегда покушается на нашу пяту (Быт 3,15). Генрих ответил на это словами Иакова: «Если Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом (Быт 28,20-21), а Крест Христов – моею славою». Потом сказал: «Вот пришел князь мира сего, но во мне ничего не нашел» (Ин 14,30). И говорил еще много всего достойного памяти.
Когда окончил, а мы заметили, что начинается агония, мы начали горячо предавать его душу Богу и горько плакать. Мы прервались, когда из последних сил Генрих пробовал вымолвить еще какое-то слово, и вдруг настала тишина. Какой же возник плач, какое рыдание, когда такой добрый отец оставил возлюбленных сыновей и когда сыновья прощались с отцом! Я также, будучи определенным образом его отцом, утратил сына, который был мне так сильно нужен. Я родил его без болей, ныне же потерял его в болезненных пытках. Хотя ведь я не утратил его, но скорее выслал перед собою. Этот юноша, воистину насыщенный днями, не умер, но уснул (Лк 8,52) в Господе. И эта уверенность более радует меня, чем огорчает наше расставание.
Ты также оставь печаль. Ибо ты одержала верного во Христе посланника и заступника. Молись же к Господу, чтобы – если тяготеет над ним какая-либо вина – как можно быстро был от нее очищен и мог заступаться за тебя у Бога. Доверь его также другим.
Молись обо мне, как и я привык молиться о тебе. Будь здорова во Христе.
* Это и следующее письмо посвящено безвременной кончине брата Генриха из Маастрихта, приора монастыря в Кёльне, который был верным и преданным другом Иордана. Вместе они были приняты в Орден блаженным Реджинальдом в Париже. Его жизни и смерти он посвящает несколько глав в Libellus de principiis Ord. Praedicatorum, о его смерти извещает также сестру Диану.
** Игра слов: horreum – амбар, а также название монастыря St. Irminen в Триере, нем. Oeren.
*** Среди историков продолжаются дискуссии касательно получательницы письма. Правдоподобно речь идет о монахине из треирского монастыря. Ее близкая дружба с Иорданом и Генрихом Кёльнским позволяет допустить, что речь идет о родной сестре Генриха.
**** Празднование в Церкви воспоминания святых, называемое dies natalis, т.е. «день рожденья», как правило, отмечается в годовщину их смерти – «рождения для неба».
***** Часть Литургии Часов, которую монахи пели ночью или очень ранним утром, соответствует нынешнему Часу Чтений.
Перевод: о. Ириней Погорельцев ОР
Отправить комментарий