Двое наших братьев, новиций и проповедник, умерли в один и тот же день в Кельнском монастыре. Через трое суток новиций, одетый в сияние славы, явился брату-инфирмарию, от которого мы и услышали эту историю, и сказал ему, что быстрым освобождением из Чистилища он обязан своему монашескому пылу. Месяц спустя инфирмарию явился во славе и проповедник – он был облечен величием, грудь его украшало прекрасное ожерелье, хабит сиял от драгоценных камней, а голову венчала золотая корона. Когда же инфирмарий спросил, почему новиций столь быстро был избавлен от Чистилища, в то время как проповедник так долго ждал освобождения, тот ответил: «Я надолго задержался в Чистилище из-за чрезмерно близкого общения с людьми в миру, многообразно отвлекавшего меня от монашеской жизни. Однако я обрел куда большую славу. Эта золотая цепь есть знак чистоты намерения; каменья означают души, которые я привел к Богу, а корона олицетворяет несказанную славу, которую даровал мне Господь».
Юный и исполненный пыла миссионер брат Герард из монастыря в Дерби, что в Англии, был послан проповедовать в близлежащий город и там тяжело заболел. Его отнесли в монастырь братьев Миноритов; лежа там, он внезапно закрыл глаза руками и начал от всего сердца смеяться; так он вел себя, пока к его ложу не собрались двое миноритов и трое наших братьев. Субприор попросил его объяснить причину столь несвоевременного веселья; и больной ответил: "Сюда только что прибыл святой Эдмунд, наш король и мученик, и весь дом полон ангелов". Тут он засмеялся от радости пуще прежнего: "Смотрите, меня удостоила посещения пресвятая Матерь Христова! Давайте же поприветствуем ее подобающе!" Услышав это, все братья поверглись на колени и запели Salve Regina. "О, как рада Преблаженная Дева вашему приветствию, - сказал брат Герард, - сейчас она улыбается вам!" Вдруг, обратив взор на дверь кельи, он смертельно побледнел: "О братья, братья мои, Иисус Христос идет судить меня!" В этот миг началась его агония, он весь дрожал, как тот, кто предстоит перед судом, а по лицу его струился пот, который субприор не успевал вытирать полотном. По смене выражений его лица наблюдатели могли ясно понять, что вот сейчас его судят; в один момент он оправдывался, в другой - смиренно признавал свою вину, и все время умолял Пресвятую Деву не переставать заступаться за него. "Милостивый Иисусе, - кричал он, - прости меня! Не предай меня на вечное осуждение за эти малые прегрешения!" Тогда субприор спросил: "Брат, верно ли я понимаю, что Бог может осудить человека и за малые грехи, равно как за великие?" - "Увы, это так", - был ответ. "Тогда не отчаивайся, - сказал субприор, - ибо наш Спаситель многомилостив, даже если бы ты услышал обратное от ангела небесного". Встревоженное лицо брата вновь стало мирным, вскоре кровь снова прилила к его белым губам, и он отвечал с улыбкой: "О да, Господь воистину многомилостив". С этими словами он испустил дух; то было на торжество Пятидесятницы 1257 года.
Английский лектор по имени Ричард, будучи на пороге смерти, просил: "Горячо молитесь за меня, братие, ведь мне вот-вот предстоят ужасные испытания". Тут его глаза начали вращаться по сторонам, и по внезапной бледности лица и по диким телодвижениям было ясно, что брат претерпевает страшные муки агонии. Через некоторое время он вновь пришел в себя и воскликнул: "О, благословен Бог - я спасен благодаря молитвам моих братьев и братьев-миноритов, которых я всегда особенно любил". Таким образом прославляя Господа, брат Ричард испустил дух.
Брата Алана, приора монастыря в Йорке, охватил великий страх при приближении смерти, и он воскликнул: «Будь проклят тот час, когда я принял хабит!» Потом некоторое время он лежал тихо и наконец заговорил опять: «О нет! Воистину, будь благословен тот час, когда я вступил в Орден, и будь вовеки прославлена Пресвятая Матерь Христова, которую я всегда нежно любил!» После чего он долго лежал молча, пока плачущие братья, стоя на коленях возле его ложа, молили Господа смилостивиться над его душой. Через два часа брат Алан попросил инфирмария снова созвать к нему общину, так как за это время некоторых братьев отвлекли неотложные дела. Когда все собрались опять, приор обратился к ним с такими словами: "Братие, я не сомневаюсь, что первый мой возглас доставил вам немало скорби; однако послушайте, я объясню вам, что побудило меня так сказать. Мне привиделась толпа демонов; они окружили меня и смотрели ненавидящим взором, ожидая, когда душа выйдет из меня, чтобы схватить ее, так что в отчаянии я проклял самый час своего рождения. Поверьте, братья, если бы мне дано было выбирать - пройти сквозь горнило пламени шириною в целый мир или снова предстать беззащитным перед очами этих бесов, я не раздумывая бросился бы в огонь! Но, к счастью, тут милостиво явилась Царица Небесная, чье приближение обратило дьяволов в бегство; вновь обретя надежду, я стал радостно славить Небеса за свое избавление и восхвалять самый час, когда я отдал себя Ордену". С этими словами на устах брат Алан мирно испустил дух, и мы излагаем здесь произошедшее в точности со слов многочисленных очевидцев.
Приходской священник из Англии, человек скупой и подверженный многим греховным привычкам, заболел; ужаснувшись при мысли о близкой смерти, он принял хабит Ордена Проповедников - лишь для того, чтобы снова скинуть его, едва здоровье поправилось. С того часа он еще глубже погряз во грехах, чем доселе – но, к счастью, Господь обратил его на путь истинный следующим видением. Однажды поутру он увидел во сне Иисуса Христа, восседающего на троне; тут священник почувствовал у себя на лбу раскаленное клеймо бессчетных грехов, а у ног узрел разверстую пасть ада, раскрывавшуюся все шире, чтобы поглотить его. В крайнем ужасе он устремил взор на Спасителя – но гневное выражение на лице Христовом показалось ему даже страшнее, чем адская бездна. Тогда некто, одетый в хабит брата-проповедника, встал рядом с ним и спросил: «Господи, что будет с этим человеком?» На это суровый Судия отвечал: «Либо он даст возмещение за свои грехи, либо отправится в ад». Священник проснулся, содрогаясь от ужаса; не в силах забыть видение, он исповедался брату Мартину, лектору нашего монастыря в Нортгемптоне, и снова принял хабит – на этот раз из благочестия. Через месяц он снова заболел, и брат Мартин, видя, что тот весьма боится приближения смерти, утешал его такими словами: «Не бойся, брат, но всецело уповай на Господне милосердие, ибо я отдаю тебе все благие дела, которые когда-либо сделал в Ордене, - при условии, что ты сохранишь неколебимую надежду». Умирающий был поражен подобной любовью и щедростью и сердечно поблагодарил брата Мартина, вскоре после чего отошел ко Господу в духе истинного раскаяния, укрепленный Святыми Дарами.
Брат Доминик, приор монастыря в Сантареме, что в Испании, просил братьев, уходящих на провинциальный капитул, добиться там у провинциала, чтобы тот освободил его от должности. Когда все стали пытаться отговорить его, брат Доминик ответил: «Я уверен, что если отцы капитула откажутся удовлетворить мою просьбу, я буду освобожден от должности еще до вашего возвращения нашим высшим Главой – не кем иным, как Господом Богом». Так и оказалось, ибо он умер до возвращения делегатов. Перед самым концом он спросил инфирмария: «Кто эта прекрасная дама, бывшая здесь только что?» На что пораженный брат сказал: «Отче, вы не хуже меня знаете, что женщинам запрещен вход в наш затвор». - «Это верно, - подтвердил умирающий, - но я говорю о Госпоже, стоявшей у моего ложа с Младенцем Иисусом на руках. Как могло случиться, что ты ее не увидел? Она же только что была здесь, у тебя перед глазами». Затем, укрепив себя крестным знамением, он молитвенно сложил ладони и, возведя очи к небесам, предал душу в руки пресвятой Матери Божией, по милости своей явившейся проводить верного слугу. Вскоре после смерти он зримо явился одному из братьев во время молитвы; тот в изумлении воскликнул: «Разве вы не скончались, брат Доминик?» - «Я воистину умер для этого мира, но теперь живу в Боге. Я пришел просить тебя передать братьям, чтобы они не пускали людей со стороны посещать умирающих, ибо я много пострадал из-за того, что позволил родственникам навещать меня перед смертью и был слишком растроган лицезрением их скорби обо мне».
Брат Фердинанд из того же монастыря на пороге смерти вдруг засиял от радости; лицо его в прямом смысле слова засветилось, что впоследствии торжественно подтвердили многие очевидцы. После кончины он явился во сне одному брату, который изумленно спросил: «Не ты ли умер совсем недавно?» - «Что касается тела, я мертв, - отвечал тот, - но душа моя жива». - «А как обстоят дела с братом Диего?» (Это был монашествующий, скончавшийся вскоре после Фердинанда.) «Брат Диего взойдет на небеса на следующую Пятидесятницу; столь долгое наказание он навлек на себя за суетное пение». - «А что с остальными нашими усопшими братьями?» - «Все они счастливы; никто из умерших в Ордене не осужден на адские муки, ибо в час смерти им помощница сама Пресвятая Дева». – «Но какой ты дашь мне знак, брат, чтобы подтвердить истинность всего тобою сказанного?» - «Вот тебе знак: в следующее Вербное Воскресенье не зазвонит ни один колокол, и вы не сможете устроить долженствующую процессию». Слова его сбылись, так как город попал под интердикт, и пророчество усопшего дословно исполнилось. Будем же принимать изложенные факты как совершенную истину, а не пустые и суетные выдумки.
Два последующих рассказа принадлежат перу брата Эгидия Испанского.
Брат, чрезвычайно увлекавшийся архитектурой, скончался в Болонском монастыре. Другой член той же общины, в это время находившийся далеко оттуда, в проповеднической миссии, сказал своему товарищу: «Наш друг, брат меры и циркуля, сегодня умер в Болонье». - «Как ты узнал об этом?» – спросил его спутник. - «Во сне я видел его коленопреклоненным в клуатре, с линейкой в руках; он снимал мерку со стен и плит пола, а по обеим сторонам его стояло по демону, и они поочередно наносили ему удары палками, приговаривая, что он не монашествующий, а архитектор». По возвращении домой они обнаружили, что сказанный брат скончался тем самым утром. После многих молитв о его душе усопший явился одному из них и сообщил, что освобожден из Чистилища заступничеством святого Доминика и святого Николая, к которым он при жизни питал особенную любовь.
Один наш святой и достопочтенный брат, прежде бывший епископом Лиссабонским, рассказывает о монашествующем, который при жизни страстно любил книги. После смерти он явился своему другу, окруженный пламенем. Будучи спрошен о причинах такого ужасного наказания, усопший ответил: «Увы, это горят мои возлюбленные книги и немилосердно жгут меня». Когда же друг спросил, как ему самому следует вести себя (ибо он был чрезвычайно старателен и добросовестен), отошедшая душа отвечала: «Выбери благоразумного наставника и неукоснительно исполняй, что он скажет».
Брат Гильярд, субприор монастыря в Ортэ*, явился на провинциальный капитул в Тулузу – и там его внезапно постиг удар, от которого он онемел и лежал парализованный. Тогда провинциал сказал ему: «Это наказание постигло тебя, потому что ты резко упрекал и бранил своего приора во время капитула; согрешив языком, ты и наказан утратой речи». Больной, слыша такие слова, кивнул головой в знак смиренного признания своей вины; в горьком покаянии, со слезами на глазах он поймал руку приора и стал надолго прижимать ее сердцу и к устам. Исполнившись сострадания, приор на капитуле велел братьям молиться за больного; и – чудесное дело! – к брату Гильярду в течение дня совершенно вернулся дар речи, хотя лихорадка и оставалась. Смиренно исповедовавшись во грехах, он принял святой Виатик и отошел ко Господу через три дня. В день смерти он явился одному из своих друзей в Ортэ, который находится в трех днях пути от Тулузы. Гильярд был одет так, будто собирался на проповедь; на нем была диаконская далматика, лицо его ослепительно сияло, а горло было подобно золотой колонне. «Не брат ли ты Гильярд?» – спросил его пораженный друг. «Да, это я, - отвечал тот; - знай, что в этот час я умер в Тулузе». «Отчего ты облечен таким сиянием?» - «Благодаря хорошей исповеди, которую я совершил перед смертью». - «А почему твое горло блистает золотом?» - «Это знак моего проповеднического пыла ради спасения душ». Тут брат Гильярд подозвал друга ближе и показал ему свою грудь и бок через отверстие в далматике: тело его было страшно обожжено и покрыто шрамами. Друг спросил, каково значение этих ран, и усопший отвечал: «Меня обожгло чрезмерное беспокойство и тщание в присмотре за нашими новыми зданиями, отвлекавшее меня от монашеской жизни». - «Как мы можем помочь тебе?» - «От моих братьев мне нужна только молитва – и я в скорейшем же времени буду освобожден». Друг усопшего рассказал о видении провинциалу, подтвердив сказанное под присягой, и тот сразу же написал во все монастыри провинции, в которых брат Гильярд исполнял какие-либо обязанности, прося братьев молиться за него, чтобы не томить умершего ожиданием.
Брат Иоанн** из Лиможа, красноречивый и одаренный проповедник, через восемь дней после смерти явился во славе брату весьма почтенному и достойному всяческого доверия, который впоследствии и ознакомил нас с этим фактом. Усопший сказал ему, что семь дней провел в чистилище за то, что не всегда был в достаточной степени благодарен за полученные блага и даяния, а также слишком любил развлечения и баловал свою плоть. Будучи спрошен, на что похожи страдания в чистилище, брат Иоанн отвечал, что никакое земное мучение не может с ними сравниться. Когда же собеседник спросил его о своем собственном состоянии, тот ответил: "Этого Господь не открыл мне, но если ты будешь тверд и усерден в своем образе жизни, то спасешься. Кроме того, знай, что повседневные грехи, которым люди придают так мало значения, в посмертии навлекают на нас горькие муки". И, наконец, когда его попросили рассказать об освобождении из чистилища, усопший сообщил: "Господь послал за мной Своих ангелов, и они вознесли меня к Нему под звуки небесной музыки, сладчайшие мелодии; и чем выше я поднимался, тем больше становилась моя радость".
Брат Петр из Тулузы, много порадевший о распространении Ордена, будучи на смертном одре, обещал брату, к которому был особенно привязан, явиться ему после смерти, если будет на то воля Божия, и поделиться радостью или же искать утешения, если уделом его будет мука. Через несколько месяцев он и впрямь явился другу в ночи и сообщил, что был освобожден из чистилища на праздник Вознесения. Друг принялся расспрашивать его о прочих усопших братьях, желая знать, кто из них все еще пребывает в чистилище. "Еще один, - был ответ, - брат Вильгельм, субприор Тулузы, который умер в октаву Пасхи".
Некий превосходный монашествующий и ревностный проповедник вскоре после смерти явился брату, который при жизни был его лучшим другом в Ордене. Когда тот спросил усопшего о его состоянии, тот отвечал, что вкушает райское блаженство. Будучи спрошен, почему он тогда являл признаки страха на смертном одре, брат скрыл лицо в ладонях и, качая головой, сказал: «Разве ты не читал, что написано: Благоволит Господь к боящимся Его? » (Пс 146:11). С этими словами он исчез из виду.
Один весьма созерцательный брат рассказывает, что однажды видел следующее видение: будто в клуатре выложено готовое к погребению тело одного из братьев, и вдруг голова его отделяется от тела и катится к краю находившегося там колодца. Будучи спрошен, что сие означает, усопший отвечал: "Я - брат такой-то, и сейчас претерпеваю непредставимые муки за то, что напивался неразбавленным вином, чтобы легче уснуть, в то время как прочие разбавляли вино водой. Молитесь обо мне, ибо за этим мне и позволено было явиться тебе".
Приведенные выше примеры, несомненно, служат тому, чтобы показать нам, как чрезмерная привязанность к родне, суетное пение, излишняя забота о монастырских помещениях, недолжное пристрастие к книгам, скупость, неумеренное винопитие, склонность запаздывать с исповедью, желание вызывать всеобщее почтение (в случае начальствующих), нарочитое попечение о работе и происходящие отсюда отвлечения от монашеской жизни, неблагодарность за полученные дары, любовь к легкой жизни, поиск утешений от других, чрезмерная вольность в речах - словом, разного рода неумеренность, вне зависимости от того, насколько она кажется полезной или безобидной, - может навлечь на нас по смерти тяжкие наказания. Посему нам следует блюсти себя и беречься от подобных искушений, если же кто поддастся им, лучше претерпеть наказание здесь, на земле, чтобы быть свободными в вечности.
* Жерар де Фрашет председательствовал на провинциальных капитулах в 1254 г. и 1258 г. Приорство в Ортэ было основано в 1253, так что, скорее всего, брата Жильяра (Гильярда) постиг удар во время капитула 1258 года.
** Брат Жан Балистэр (Jean Balistair), основатель монастыря в Петрогорэне в 1241 г. Это может быть как фамилия (семейное прозвище), так и личное прозвище («Лучник»).
Перевод: Антон А. Дубинин ОPs.
Отправить комментарий