ПРЕДИСЛОВИЕ
Выдержки из предисловия к английскому изданию 1896 г., написанного братом Бэдой Джарреттом ОР (1881-1934), провинциалом Английской провинции в 1916-1932 гг.*
О происхождении этой книги рассказывается в предисловии брата Гумберта Романского (ум. 1277). Это собрание легенд, утверждает он, появилось в результате решения Генерального Капитула, собранного в Париже в 1256 г. Лучше всего просто процитировать капитульное постановление: "Пусть каждый приор, слышавший о каком-либо чуде или знаменательном происшествии, имевшем место в Ордене или к таковому относящемся, подробно изложит его в письме к Генеральному Магистру, чтобы событие сохранилось в памяти". Следствием постановления стало множество описаний чудесных событий, которые Генеральный Магистр Гумберт Романский передал брату Жерару де Фрашету для редакции. Очевидно, что истории, по крайней мере большинство таковых, были присланы за очень короткий срок, потому что работа над "Житиями" была завершена всего за четыре года, включая время на уточнение деталей и исправление неточностей. В 1260 году собрание историй уже было готово к публикации. Постановление следующего капитула - в Страсбурге в 1260-м - официально утверждает книгу для использования в Ордене Братьев Проповедников.
Впоследствии, однако, "Жития" еще неоднократно редактировались, в них добавлялись с прошествием времени разные детали. Например, Фульк, епископ Пюи, упоминающийся в главе VI первой части, в манускрипте 1260 года назван просто епископом; но с каждым новым его продвижением по лестнице церковной иерархии брат Жерар собственноручно вносит коррективы: в 1259 Фульк - архиепископ Нарбонна, в 1261-м - кардинал Санта-Сабины, в 1265 избран Папой и принимает имя Климента IV, в 1268 умирает. Похоже на то, что в 1260 книга была завершена, но с 1265 по 1271 Жерар продолжал работу над ней. О самом брате Жераре (в латинской версии Герарде) де Фрашет мы знаем довольно много: он родился в Шалоне (департамент Верхняя Вьенна), в Аквитании; вступил в Орден в Париже в 1225 году, приняв хабит из рук Матье (Матфея) Парижского, первого приора Сен-Жака и одного из самых ранних последователей святого Доминика. Ко времени вступления брата Жерара святой Доминик четыре года как умер. Хронология жизни Жерара такова:
1225. 11 ноября, праздник св. Мартина - принимает доминиканский хабит.
1226. 25 марта - дает обеты в руки блаженного Иордана Саксонского, второго Генерального Магистра после святого Доминика.
1233. Избран приором (вторым) монастыря в Лиможе;** описывается как проповедник facundus et foecundus.***
1241. Основывает второй монастырь в Лиссабоне и завершает его строительство, так что братья могут вселиться в здание в том же году.
1251. Будучи приором Марселя, избран восьмым провинциалом Прованса.
1254. Сопровождает Генерального Магистра (Гумберта Романского) к Папскому двору в Неаполе, куда они отправлялись с целью защищать перед Понтификом привилегии проповеди и принятия исповедей, данные нищенствующим Орденам и подвергавшиеся нападкам некоторых епископов.
1259. Освобожден от обязанностей провинциала на Генеральном капитуле в Валансьене; избран приором в Монпелье.
1264. Избран на провинциальном капитуле в Тулузе в качестве электора Генерального Магистра на генеральный капитул.
1266. На провинциальном капитуле в Лиможе избран диффинитором от провинции Прованса; снова избран диффинитором на провинциальном капитуле в Периге.
1281. Умер в Лиможском монастыре.
К сожалению, по времени написания и по форме эта книга не может не вызывать немедленной ассоциации с прекрасными "Цветочками святого Франциска", хотя "Жития", несомненно, писались не для того, чтобы составлять конкуренцию этой замечательной хронике. Более того, подобной конкуренции "Жития" могут и не выдержать - главным образом из-за своей чрезмерной длины. Если бы Жерар проявил больше жесткости и нетерпимости при отборе историй, используй он в полную силу данные ему редакторские привилегии, результат мог бы получиться более удачным. А так читатель столкнется и с повторами, и с многословностью, в сочетании с потрясающей тягой к чудесному. Эти черты убавляют достоинств книги для тех, кто обратится к ней ради укрепления в благочестии, или для искателей аромата романтики XIII века. Таким читателям "Жития" могут показаться чересчур унылыми и нудными, суховатыми; в них слишком мало поэзии, недостаточно слез.
Для историка "Жития" бесценны. Подробности, имена, даты, ясность, повторения, информация, не относящаяся напрямую к делу - все это сокровище и счастье ученого. Они порождают глубину познаний, иным путем недостижимую; они объясняют друг друга, взаимно дополняют. Историк найдет в "Житиях" следы различных богословских и жизненных тенденций, бытовавших среди ранних братьев - партию, которая ставила учение в один ряд с искушениями, и партию, которая превозносила учение даже над молитвой. Каждая деталь будет для него драгоценной, помогая вытянуть еще крупицу информации; без "Житий" наши познания доминиканской истории, трудностей, разделений и примирений ранних братьев были бы крайне скудными. Возможно, слишком часто в книге фигурируют бесы и одержимые; из-за них история порой кажется фантастической. Однако ту же проблему может представить читателю и обращение к Писанию, где неоднократно появляется и сам дьявол. В самом ли деле в истории Церкви бывают эпохи, когда духовная война, идущая вокруг нас, становится более отчетливо заметна, стены, отделяющие материальный мир от нематериального, делаются прозрачны, и острый взгляд того, кто осмелится, куда легче проникает сквозь покровы и проницает скрытую за ними реальность? Можно ли сказать, что эти психически обостренные периоды настолько же реальны, насколько психические заболевания? Отличается ли лучшим интуитивным восприятием мира народ эпохи искусств от людей мира индустриального? Кто знает! Однако люди индустриальных эпох воспринимают мир с точки зрения своей статистики, а люди эпохи искусства - с точки зрения интуиции, а люди средневековья - с позиций своей ригористичной, но такой мужественной веры. Итак, перед нами - документ, вернее, свод документов, собранных вместе, отредактированных и переживших не одну публикацию. Изначально он предназначался исключительно для доминиканцев, создавался не для того, чтобы конкурировать с какими-либо другими представителями жанра, и не в подражание документам-предшественникам. Авторы воспринимали его как хронику, автор этого предисловия - как серьезный и точный исторический документ, а редактор - как бессмертное напоминание о Божием милосердии и человеческой благодарности. По крайней мере историки его оценят по достоинству. Может быть, он даже по-настоящему тронет здесь или там несколько сердец. Несомненно, верные руки, писавшие его, делали это ради умножения любви в детях благословенного отца, чье имя здесь упоминается с такой нежностью; а история его преемника, Иордана Саксонского, составляет в книге одну из самых прекрасных частей.
Это документ, чрезвычайно ценный и по сей день, из тех, что никогда не устаревают. В своем аскетическом и строгом стиле он представляет собой классику. Увы, по законам жанра ему не полагается особой романтичности!
Бид Джарретт, ОP.
* Не привожу это вступление целиком, потому что оно местами относится к изданию конкретного перевода на английский о. Пласида Конвея и описывает его достоинства и недостатки. Все, что говорится о "Житиях братьев" в целом, я оставляю в русском переводе вступления.
** Первым приором и основателем Лиможского монастыря был Петр (Пейре) Сельян, друг святого Доминика и один из первых его последователей. Брат Петр в 1233 году получил инквизиторское назначение и был должен вернуться в Тулузу. (Был первым инквизитором Тулузы в только что родившемся инквизиционном трибунале).
*** Красноречивый и плодовитый (лат.)
Перевод: Антон А. Дубинин ОPs.
Отправить комментарий