Из книги блаженного Генриха Сузо «Жизнь» (Vita), II. Глава 41.
Слуга, когда с большой ревностью отдавал себя ведению людей от временной любви к Богу, быстро заметил, что в монастырях жили и такие, которые хоть и носили духовную ризу, но под нею оставляли сердце, привязанное к миру.
Одна такая особа допустила, что ее сердцем полностью завладели мимолетные любовные увлечения, являющиеся ядом для духовной жизни. Слуга сказал ей, что если она хочет вести спокойную и благочестивую жизнь, должна порвать с этим и вместо любовника выбрать своим другом Вековечную Премудрость. Оказалось это для нее нелегко, поскольку была молодой и переполненной здоровьем, а кроме того связалась с плохим обществом. Он привел ее к тому, что она уже возымела добрую волю пойти за его советом – что с того, если близкие ей люди уводили ее от того, чтоб изменить образ жизни. Тогда он увещевал ее такими словами: «Дочерь, оставь это! Говорю тебе, что если ты не сделаешь это по доброй воле, сделаешь по принуждению». А когда она, не смотря на это, не хотела покориться его благим словам, тогда он начал искренне просить о ней Бога, чтоб ее – радостью или страданием – отвел от предыдущего образа жизни. Однажды он вошел, по своему обычаю, на амвон и отмерил на свою спину приличную дисциплину, что аж залился кровью, а потом просил о ней Бога, чтоб вразумил ее. Так и случилось. А именно, когда она вернулась домой, вскоре после этого вырос на ее спине уродливый горб, что ее ужасно обезобразило, и она должна была отречься от того, чего не хотела бросить ради Бога.
В том же самом монастыре без клаузуры жила молодая, красивая дочерь благородного происхождения, которая попалась в сатанинские силки и на протяжении многих лет уничтожала свое сердце и тратила время, пребывая в не самом лучшем обществе. При этом была настолько ослеплена, что как дикое животное, постоянно убегала от Слуги Премудрости, поскольку боялась, что он отведет ее от того образа жизни, который она вела. Ее родная сестра просила его, однако, чтоб он все-таки попытал счастье – может ему удастся вырвать ее из грешной жизни и привести к Богу. Эта просьба показалась ему невозможной для исполнения; сказал ей, что, по его мнению, скорее небо упадет на землю и что только смерть могла бы принудить ее отречься от такого поведения. Но сестра умоляла его далее, утверждая, что уверена в том, что о чем бы он ни попросил Бога, Он не откажет ему. Эти слова убедили его, и он пообещал заняться этим.
Но поскольку легкомысленная сестра постоянно его избегала, он не мог найти повод для разговора. Наконец, однажды – а был это день святой Маргариты* - он увидел, как она вместе с другими младшими сестрами ушла рвать лен. Подкравшись сзади, он обошел поле, желая подойти к ней незамеченным. Когда она его увидела, грубо отвернулась к нему спиной и взбешенная, со злостью на лице, крикнула: «Ты, монах, что тебе от меня надо? Иди своей дорогой, тебе советую – отстань от меня! Слушай, я скорее позволю отрубить себе голову, чем исповедаюсь тебе. Предпочитаю, чтоб меня похоронили заживо, чем послушаю тебя и брошу то, что люблю. Поэтому иди своей дорогой, ибо от меня ничего не получишь». Стоявшая ближе к ней одна из ее спутниц, попробовала ее успокоить, отругала ее и объяснила, что желает для нее только добра. В ответ та сорвалась и с яростью закричала: «Не хочу тебя обманывать, покажу тебе словами и делами, что у меня в сердце». Брат так испугался этих наглых слов, что от стыда свернулся, замолк и не мог произнести ни слова. Остальным сестрам, слышавшим ее крики, сделалось плохо, и они сделали ей выговор. Он оставил ее и быстро удалился. Потом вознес очи к небу, глубоко вздохнул и уже собирался оставить все это дело, но почувствовал в себе какой-то внутренний голос Божий, который говорил ему: «Кто хочет что-либо совершить ради Бога или мира, не должен так быстро сдаваться». Это произошло в полдень.
Вечером, после трапезы, сестры должны были идти вместе во двор, чтоб чесать лен, а вместе с ними и та дочерь. Поскольку они должны были проходить возле домика для гостей, в котором жил Слуга, он попросил одну из них, чтобы каким-либо способом она привела к нему эту дочерь, а потом ее отвела. С трудом, но им удалось это сделать. Когда она вошла и села возле него у окна, он начал говорить, каждый раз вздыхая из глубины сердца:
«Ах, прекрасная, нежная, Богом избранная дева, как долго еще ты хочешь оставлять вредному сатане свое миловидное, изящное тело и нежное, жаждущее любви сердце? Ведь более всех других Бог наполнил тебя своей милостью во всей твоей жизни, поэтому аж горько слышать, что такая ангельское, пригожее и благородное существо могло бы отдать свою любовь кому бы то ни было другому, кроме Всевышнего. Кто же имеет больше права сорвать прекрасную, нежную розу, кроме ее хозяина? Ах, дорогая, милейшая дева, открой свои ясные, соколиные очи и подумай о той любви, которая начинается здесь и никогда не кончается! Взвесь, какие беды и тревоги, боль и муки тела и имущества, души и чести, должны переносить, по доброй или злой воле, те, кто соблазненные сладостью яда, забывают об огромных потерях, которые исходят отсюда во времени и в вечности. Поэтому, ангельский образ, милейшее, благородное сердце, замени свое природное благородство вечным, и порви с этим образом жизни, что вела до сих пор! Убеждая тебя своей верность, что Бог изберет тебя своей подругой и одарит тебя своей верностью и любовью, тут и там».
Это был блаженный час! Эти пламенные слова быстро проникли в ее сердце и тронули ее так глубоко, что без промедления она подняла глаза, издала вздох выходящий прямиком из сердца и с глубочайшим убеждением произнесла такие решительные, смелые слова: «Ах, господин мой и отец, ныне я вверяю себя Богу и тебе. Жажду сию же минуту расстаться со своей пустой, распутной жизнью и по твоему совету и с твоей помощью отдать себя во власть всемилостивого Бога и Ему одному служить до самой смерти». Он сказал: «О, радостный час! Хвала да будет сладостному Господу, который с радостью принимает всех возвращающихся»!
Когда они оба так дружно говорили о Боге, ее подруги, оставшиеся во дворе стали за дверью и беспокоились из-за столь долгого разговора, ибо опасались, что она может оставить их веселое общество. Она, уже не такая как прежде, встала вместе со Слугой и так им ответила: «Пусть вас Бог благословит, мои подруги! Прощаюсь с вами и со всеми подругами, с которыми, к сожалению, я так легкомысленно растрачивала время. Теперь жажду бросить все и обрести только Бога».
Эта дочерь с тех пор избегала всяческого плохого общества и жила в обособленности, и хотя позднее пытались ее убедить, чтоб вернулась к прежней жизни, уговоры эти оказались бесполезными. В своем славном, полном святых добродетелей земном паломничестве она выказала такое постоянство и твердость, что выстояла с Богом до самой смерти.
Вскоре после этого Слуга отправился в дорогу, чтобы укрепить свою новую дочерь на добром пути и принести ей утешение, если бы ее угнетала какая-либо боль. Ему самому, по причине съедающей его в то время болезни, хождение давалось с трудом. И так, когда он переходил через глубокое болото и взбирался на высокие холмы, часто возносил очи к Богу и говорил: «Боже милосердный, вспомни свои тяжкие путешествия, предпринимаемые ради спасения людей, и сохрани для меня мое дитя»! Спутник, на которого он часто опирался, сказал ему, исполненный сочувствия: «Отвечало бы Божьей благости то, чтоб через тебя спаслись многие души».
Когда шел дальше, пока силы полностью не оставили его и он действительно устал, его спутник снова отозвался: «Ах, Отче, ведь Бог должен увидеть твою слабость и послать тебе коня, чтоб ты мог доехать до ближайшего селения». Он ответил: «Поскольку мы оба обратились к Богу, уповаю, что ради твоей добродетели, Он выслушает нас и так произойдет». А когда посмотрел по сторонам, увидел выбегающего из лесу справа красивого, обузданного и оседланного коня без седока. Спутник радостно закричал: «Ох, гляди, дорогой отче, Бог не бросает тебя». Он ответил: «Оглянись, сынок, на это широкое поле, может случайно идет его хозяин». Спутник посмотрел по сторонам, но кроме скачущего галопом в их сторону коня, никого не увидел. Тогда сказал: «Отче, Бог воистину послал его тебе, садись на него и езжай»! Слуга возразил: «Если он остановится возле нас, я поверю, что Бог дал нам его, чтоб спасти нас в этом бедствии». Конь замедлил бег и остановился пред ними». Слуга воскликнул: «Тогда, во имя Божье»! Спутник помог ему сесть на коня и шел рядом довольно долго, пока Слуга не отдохнул. А когда приблизились к деревне, слез, отложил узду и позволил коню отдалиться. Никогда так и не узнал, откуда он взялся и кому принадлежал.
Когда Слуга достиг цели, случилось однажды вечером, что он сидел со своими духовными детьми, отговаривал их от земной любви и призывал избрать любовь вечную. Когда они отдалились, от этих пламенных слов его сердце все еще горело Божественной любовью, ибо любовь, о которой он сам думал и которую хотел давать другим, была на много, много лучше, чем какая бы то ни было любовь этого мира. А когда в таких раздумьях его чувства замерли, в видении показалось ему, что его привели в прекрасный, зеленый сад. Рядом с ним шел прекрасный небесный юноша, ведя его за руку. Он запел в его душе песнь, а мелодия ее звучала так радостно, сладостно и сильно, что все его чувства куда-то улетели, и ему показалось, что его сердце исполнилось пламенной любовью и печальной тоскою по Богу, а в груди его раздавался гул – как будто бы от переизбытка мучений сердце должно было разорваться в клочья. Чтоб спасти себя, он должен был положить на нем правую руку, а из очей хлынули слезы. Когда песнь отзвучала, явился ему образ, который должен был научить его этой песни, чтоб он никогда ее не забыл. Взглянув, он увидел Пресвятую Матерь, которая свое Дитя, Вековечную Премудрость, прижимала к своему материнскому сердцу. Начало песни было написано над головою Дитя. Буквы были красивыми и приукрашенные, и не смотря на это надпись была трудна для прочтения, что только немногие могли это сделать, а именно те, кто посредством упражнений обуздали свою чувственность – таковые читали хорошо. Слова были такими: ДРУГ СЕРДЕЧНЫЙ. Слуга сразу их прочитал, поднял очи, с любовью взглянул на Друга и в этот момент почувствовал, до какой степени Он и только Он один, был нежным, сердечным Другом, в котором человек обретает радость без боли. Он прижал Его к своему сердцу, запел эту песнь вместе с юношей и пел без конца. Когда, исполненный этой пламенной, сердечной любовью, снова пришел в себя, тогда заметил, что его правая рука почивает на сердце, так как в видении он ее положил, чтоб успокоить его безудержное биение.
Однажды он прошел настолько долгий путь, что был полностью обессилен. Когда к вечеру он прибыл к небольшому бегинажу** в чужом городе, в котором они хотели переночевать, оказалось, что ни там, ни вообще во всем городе не было вина. Одна из бегинок подошла и сказала, что у нее есть маленькая бутылочка, около половины меры – но что это на такое число людей? Поскольку было около двадцати человек – бегинок и тех, кто пришел, чтобы из уст прибывшего послушать слова Божьи. Слуга распорядился, чтоб бутылочку поставили на стол, а они попросили, чтобы он благословил ее. Он сделал это, произнося всемогущее, всемилостивейшее Имя Иисуса и напился первым, поскольку после этого долгого путешествия жаждал. Потом дал другим, так что все напились. Сосуд ставили у всех на глазах, так что никто не мог долить воды или вина, хотя вина не было. Все пили из этой одной бутылочки, раз и второй, и так заслушались его словами о Боге, что никто не обратил внимания на Божье чудо. Наконец, когда они пришли в себя и со всею очевидностью узрели силу Божью явленную в умножении вина, начали Его прославлять, а то, что произошло, хотели приписать святости Слуги. Он же со всей силой запротестовал и так сказал: «Дети, не я это соделал; Бог хотел вознаградить искреннюю веру этого благочестивого общества и дал ему напиток для тела и для души».
* В доминиканском календаре этот праздник отмечался 15 июля.
** Бегинаж (фр. béguinage) или бегейнхоф (нидерл. begijnhof). С XII века, обычно окруженная стеной, группа домиков построенных вокруг часовни, в которых жило от нескольких десятков до нескольких сотен женщин, которых называли бегинками (от имени основателя: Lambert le Bègue (т.е. Заика, Косноязычный)). Они составляли сообщества, которые вели совместный образ жизни и занимались благотворительностью. Главной целью для себя они ставили стремление к совершенству. Они не приносили монашеские обеты, но многие из них приносили личные обеты, прежде всего – целомудрия. С тех пор как появились нищенствующие ордена, бегинки стали массово присоединяться к их светским ответвлениям – третьим орденам. Несколько бегинажей сохранилось до наших дней. Мужской ветвью бегинок, намного менее распространенной, были бегарды.
Перевод: о. Ириней Погорельцев ОР
Комментарии: о. Веслав Шимона ОР
Отправить комментарий