Из книги «Житие святой Екатерины Сиенской» блаженного Раймонда Капуанского, её исповедника. Часть II. Глава 6b.
А в том же году, в восемнадцатый день августа, рука Господня коснулась её (ср. 4 Цар. 3:15), когда утром того дня она принимала Святое Причастие. Ибо после того, как священник, держа Св. Тайны в руках, велел ей сказать: «Господи, я недостойна, чтобы Ты вошёл в меня»*, она приняла Св. Тайны, явлено было ей, что, как рыба входит в воду, а вода – в рыбу, так и душа её входит в Бога, а Бог – в неё; и почувствовала, что Бог увлёк её к Себе целиком, так что едва нашла силы вернуться к себе в келейку, где, улегшись на свою деревянную кровать, о которой упоминалось выше, долго оставался неподвижна. А позднее тело её поднялось в воздух и находилось в подвешенном состоянии без вещественной поддержки, что видели трое свидетелей, о которых будет написано ниже. Наконец она опустилась на вышеупомянутую постель и тихо молвила слова жизни, что были слаще медового сота (ср. Сир. 24:22), и притом глубоки – они растрогали всех сподвижниц её, слушавших их, до слёз. Затем она помолилась за многих, а за некоторых поименно, особенно за духовника, который в тот самый час и миг был в церкви Братьев и не помышлял в ту пору ни о чём, побуждающем к благоговению; более того, как он сам пишет, не был в тот час даже расположен к каким-либо проявлениям оного. Но вдруг, когда Екатерина стала о нём без его ведома молиться, в душе его произошло некое изменение к лучшему, и он почувствовал дивное благоговение, доселе им не испытанное, и небывалое обновление сил в сердце своём. А пока он помышлял об этом, подошла к нему вдруг одна из сподвижниц святой девы и сказала:
- Как же много, отче, молилась Екатерина о вас в такой час!
Услышав сие, он сразу понял по времени, откуда произошло оное необычайное воспламенение души, что случилось в то время.
А из дальнейших расспросов он узнал, что просьба девы, как о нём, так и о других, за кого она тогда молилась, была о том, чтобы Господь обещал ей даровать им жизнь вечную. И именно ради того она простёрла руку, сказав:
- Пообещай мне, что так поступишь!
И когда она стояла так с простертой рукой, заметно было, что она чувствует сильную боль. Из-за чего, тяжко вздохнув, она молвила:
- Хвала Христу Господу, - как она имела обыкновение говорить, страдая от недугов своих.
Поэтому к ней подошёл оный духовник и попросил её поведать ему, что было явлено ей в видениях. Вынужденно исполняя сие из послушания, она поведала сказанное ей свыше, прибавив:
- Когда же я настойчиво просила вечной жизни для вас и для других, за которых я молилась, и сам Господь обещал мне это, тогда я – не по неверию, а в надежде получить что-нибудь как можно более запоминающееся, – спросила: «И какой знак, Господи, ты дашь мне, что совершишь всё сие?» Тогда Он молвил: «Протяни Мне руку!» Когда я послушалась, Он вынул один гвоздь, кончик или острие которого уставил в середину моей ладони, и так сильно надавил гвоздём на мою руку, что мне показалось, будто рука моя пронзена насквозь; и почувствовала я такую боль, словно бы в неё вбили железный гвоздь молотом. Итак, по милости Господа моего Иисуса Христа, я уже имею на деснице моей стигмат Его, каковой хоть и невидим для других, для меня, тем не менее, ощутим и непрестанно меня мучает.
Ну а в продолжение темы, славный читатель, должен я рассказать тебе кое-что, случившееся много позже в городе Пизе – в моём присутствии и у меня на глазах. Ибо когда туда приехала Екатерина, а с нею множество [спутников], одним из которых был и я, приют она нашла в доме некоего горожанина, который жил около церкви или часовни святой девы Христины. В этой церкви я однажды в воскресенье служил мессу по просьбе Екатерины и её (выражаясь простым языком) причастил. После чего она по своему обыкновению оставалась там долгое время вне чувств телесных, ибо дух её, жаждущий своего Творца, сиречь Духа высшего, отдалялся, насколько это было возможно, от телесных чувств. Когда мы ожидали возвращения к ней телесных чувств, чтобы – как обычно бывало – получить от неё некоторое духовное утешение, вдруг у нас на глазах она, чьё хрупкое тельце поначалу лежало ниц, потихоньку поднялась и, став на колени, простерла ввысь руки и ладони, а лицо её просияло. Так она стояла долго в совершенном оцепенении и с закрытыми глазами, но наконец в какое-то мгновение она, словно бы смертельно раненая, упала у нас на глазах, и спустя краткий миг душа её возвратилась телесным чувствам.
После того она немедля попросила позвать меня и, заговорив со мною наедине, молвила:
- Да будет вам ведомо, отче, что теперь я ношу стигмы Господа Иисуса на теле моём (Гал. 6:17) по милости Его.
Ответив, что определил сие по движениям её тела, когда она пребывала в экстазе, я спросил, каким образом Господь совершил то. А она в ответ молвила:
- Я видела Господа, пригвождённого ко кресту, и сошёл Он ко мне со светом великим, что вызвало в душе моей такой порыв навстречу Творцу, что и тельце принуждено было подняться. Затем я увидела, как из отверстий Его всесвященных ран на меня низошли пять кроваво-красных лучей, которые устремили острия свои к моим рукам, ногам и сердцу, по причине чего, осознав, что за тайна свершается, я тотчас же воскликнула: «Ах, Господи Боже мой, умоляю, не дай рубцам внешне проявиться на теле моем!» И вот, пока я ещё говорила, упомянутые лучи, прежде чем достигли меня, изменили цвет свой с кроваво-красного на прозрачный и в виде чистого света дошли до пяти частей моего тела, а именно: рук, ног и сердца.
Тогда я:
- Итак, ни один из лучей не направился в правый бок?
А она молвила:
- Нет, налево, прямо-прямо мне в сердце. Ибо та светлая черта, изошедшая от Его правого бока, попала в меня не наискось, а прямым путём.
А я ей:
- Чувствуешь ли ты сейчас в этих местах ощутимую боль?
Она же, испустив тяжкий вздох, молвила:
- Я ощущаю боль во всех пяти точках, но особенно в сердце, и это так мучительно, что, если Господь не совершит нового чуда, то телесная моя жизнь при такой боли, видимо, не сможет сохраниться, и через несколько дней ей придёт конец.
Узнав сие и не без печали о том поразмыслив, я стал внимательно ожидать проявления признаков столь сильной боли. И вот, когда она договорила всё, что она хотела мне поведать, мы вышли из капеллы и отправились на постоялый двор, где она остановилась. Когда мы прибыли туда, святая дева, едва войдя в отведённую ей комнату, упала в обморок от ослабления сердца. Сего ради нас всех созвали, и мы, взирая на сие небывалое [бедствие], плакали от страха, как бы не оставила нас та, кого мы любили в Господе. Ибо, хотя мы часто видали, как она от безмолвного пыла восхищалась от чувств, и многократно наблюдали, как она от избытка Духа весьма изнемогала телом, однако никогда доселе она у нас на глазах в таком обмороке не бывала. Но спустя краткое время она пришла в себя и после общей трапезы снова заговорила со мной, заявив о своей уверенности в том, что, если Господь не применит некоего нового средства, она вскорости покинет свое тело.
Быстро сообразив, что к чему, я собрал её сынов и дочерей и стал умолять их и слёзно упрашивать свершить единодушное моление ко Господу, дабы соблаговолил Он даровать матери и наставнице нашей ещё некоторое время и не оставил нас в бурях века сего слабыми и немощными сиротами, ибо мы ещё не укреплены свыше в святых добродетелях. А жены и мужи оные единодушно и единогласно пообещали свершить сие, и вот мы все вместе пришли к ней, рыдая и плача (ср. Отк. 18:15), и говоря:
- Мы знаем, матушка, что ты стремишься ко Христу, Жениху твоему, но награда твоя и так наверняка дождётся тебя, так что лучше уж смилуйся над нами, доселе немощными, кого покидаешь среди бурь. Опять же, мы знаем, что оный вселюбезный Жених твой, Кого ты с такой нежностью горячо любишь, ни в чём тебе не откажет. Итак, смиренно просим тебя умолить Его пока оставить тебя нам, ибо если ты так скоро покинешь нас, зря мы последовали за тобою. Да притом мы боимся, как бы не были отвергнуты по грехам нашим молитвы наши, ибо, хоть и творим мы их изо всех своих скромных сил, но к стыду своему остаёмся совершенно недостойны [ответа]. Ты, ревностно жаждущая спасения нашего; ты вымоли для нас то, чего нам стяжать не по силам!
На сии и подобные сим слёзные излияния наши она отвечала, молвив:
- Я сама уже давно отреклась от своей воли, и ни в сем, ни в чём ином не желаю ничего, кроме того, что Господь пожелает. И хотя я всем сердцем желаю вам спасения, знаю, однако, что Тот, кто есть спасение ваше и моё, лучше знает, как доставить его, чем любое создание, так что да будет во всём воля Его. Впрочем, я с радостью буду молиться, чтобы он поступил, как лучше.
Когда это было сказано, мы остались трепетать, скорбеть и плакать.
Однако не презрел Всевышний слёз наших. Ибо на следующую субботу Екатерина, придя ко мне, молвила:
- Похоже, Господь намерен внять молитвам вашим, и, надеюсь, скоро мы увидим исполнение ваших просьб.
Так сказала она, и так случилось. Ибо в следующее воскресенье она приняла Святое Причастие из моих недостойных рук, и так же, как и в предыдущее воскресенье, словно бы огневица пронизывала тело её, пока дух пребывал в восхищении, так что в тот день во время восхищения она явно укрепилась. Когда сподвижницы её стали дивиться, что тело её при восхищении не претерпело, вопреки обыкновению, никаких мучений, а наоборот, словно бы даже несколько отдохнуло, как если бы спало естественным сном, и укрепилось, я ответил им:
- Надеюсь в Боге, что, как она мне вчера обещала, слёзные наши мольбы о [сохранении] её телесной жизни уже вознеслись пред лик Господа, и та, что поспешала к Жениху своему, ради облегчения наших страданий возвращается к нам.
То, что я сказал, мы вскоре увидели явно. Ибо когда дух её вернулся к телесным чувствам, она оказалась полна таких неиссякаемых сил, что никто из нас не усомнился, что были мы полностью услышаны. О, Отче неизъяснимой милости! Что соделаешь Ты верными рабам и чадам Твоим возлюбленными, коль так благостно снизошёл к Своим страждущим обидчикам? И вот, я, размышляя о сем, чтобы паче убедиться, сказал ей:
- Матушка, продолжают ли ещё болеть раны, нанесённые твоему телу?
А она молвила:
- Услышал Господь молитвы ваши, хоть и к скорби души моей; и оные раны тела моего не только не мучают, но даже укрепляют и усиливают его; и то, что прежде было источником мучения, ныне служит укреплением, причём ощутимым.
Сие, читатель, я рассказал тебе в продолжение предыдущей темы, чтобы ведомо было тебе, какими превосходными дарами была наделена душа сей благой девы, и дабы знал ты, что даже когда грешники молятся о том, что относится к спасению душ их, услышаны они будут Тем, Кто хочет, чтобы все люди спаслись (1 Тим. 2:4), и всему желает спасения.
Впрочем, если бы я хотел рассказать обо всех исступлениях ума, случавшихся с сей преподобною девой, мне скорее не хватило бы времени для написания, чем материала. Поэтому я поспешу к изложению истории одного исступления, которое, по моему суждению, превосходит всё остальное, что можно рассказать об этом – и на том мы, даст Господь, положим конец этой главе. Ибо ведь я обнаружил, что брат Фома, часто упоминаемый выше духовник её, исписал целые тетради [отчётами] о несравненных её видениях и неслыханных откровениях такого рода: то сам Спаситель в видении вводит её душу Себе в бок, где открывает ей [глубокие] тайны, вплоть до тайны Троицы; то является ей Преславная Богородица и насыщает её молоком всесвященных сосцов Своих, наполняя её невыразимой усладою; а то Мария Магдалина, общаясь с нею подолгу и весьма доверительно, приобщает её к тем исступлениям ума, что с нею случались в пустыне семь раз в день. А то сии трое названных, по-свойски с нею прогуливаясь и беседуя, уделяют различные неописуемые утешения душе её. Не было недостатка в утешительных явлениях и других святых, наипаче апостола Павла, которого она никогда не поминала без проявлений великой нежности, Иоанна Богослова, иногда – бл. Доминика, многократно – св. Фомы Аквинского, а часто и в по разным поводам – Агнессы, девы из Монтепульчано, житие которой я лично написал двадцать пять лет назад, и о которой сей деве было откровение, что сия сподвижница её пребывает в Царстве Небесном, о чём будет ниже, даст Господь, рассказано пространнее. Вот и мне угрызения совести не позволяют перейти к изложению дальнейшей истории, не упомянув предварительно ради пользы читателей самых примечательных событий, произошедших с нею в связи с видениями апостола Павла.
Случилось же однажды, в праздник обращения оного апостола, что дева сия так далеко исступила из ума своего, и дух её столь ревностно устремился к вышним, что три дня и три ночи она оставалась совершенно неподвижной, не владея своими телесными чувствами, так что некоторые из окружающих думали, будто она мертва или скоро умрет, но более разумные считали, что она была восхищена, подобно апостолу, до третьего неба (ср. 2 Кор. 12:2). Наконец пришло время тому святому экстазу закончиться, но дух, увлечённый тем, что видал в небесах, так неохотно возвращался к телесной жизни, что дева находилась как бы в постоянной дрёме, подобно пьянице, который проснуться не может, но и не совсем спит.
Так обстояли дела, когда брат Фома, её духовник, и некий брат Донат из Флоренции, вознамерившись навестить некоего славного мужа из Ордена отшельников, жившего в пустыни, сперва зашли домой к деве и, обнаружив её в состоянии священной дремоты, словно бы упоённую Духом Божиим, чтобы разбудить её, сказали:
- Мы хотим пойти к такому-то мужу, обитающему в пустыни; хочешь с нами?
А она, будучи почитательницей святых и рабов Божиих, как бы во сне, ответила:
- Да.
Но едва она промолвила слово, её охватили такие угрызения совести за ложь, что она от скорби вновь обрела телесные чувства, и сколько же дней и ночей, сколько провела в восхищении, непрестанно оплакивала оный грех, обвиняя себя:
- О порочнейшая и негоднейшая из всех женщин! Разве это показал тебе в дни сии Всевышний по бесконечной благости своей? Таковы, что ли, истины, что ты только что познала на небесах? И для того Святой Дух научал тебя столь возвышенному учению, чтобы, вернувшись на землю, ты стала лгать? Ведь хотя ты прекрасно знала, что не хочешь идти с теми братьями, однако ответила «да» и солгала духовникам своим и отцам души твоей. О нечестие, о худшее из беззаконий!
И вот, причитая так, она в течение вышеуказанного срока не ела и не пила, как и прежде, когда пребывала в экстазе.
Примечаешь, читатель, предивные пути Промысла Божия и прехвальные устроения Его? Ибо для того, чтобы величие небывалых откровений не надмило деву сию, Он попустил ей впасть в эту утешительную ложь, ибо там не было никакого умысла на обман, и слушающий одинаково с произносившим понимал речь. Таким образом, сим унижением Он, как бы некоей крышкой для избранного сосуда, сохранил то, что дал; и тело, которое от возвышения духа уже почти изнемогало, по возвращении его как бы оживилось. Ибо хотя радость духа преизливается в тело по причине их ипостасного единения, чрезмерное возвышение духа, совершающееся при видении третьего неба, то есть в разумном видении, до того лишает тело жизненных сил, что, если Бог не придёт на помощь, сотворив новое чудо, тело не сможет долго выдержать, но окончательно погибнет. Известно ведь, что акт разумения сам по себе не требует никакого телесного орудия, кроме того, что представляет умопостигаемый предмет, поэтому, если по особой благодати всемогущий Бог сверхъестественным образом представит такой предмет разуму, то разум тут же, обретя свое совершенство во Христе, пытается соединиться с Ним, даже оставляя тело. Но как преблагой Промыслитель привлекает ввысь созданный Им самим разум чрез откровение Своего света, так и опускает его вниз, попуская какое-либо уязвление, дабы знание и божественного совершенства, и собственной немощи увлекали [душу] от крайностей к середине, где будет она парить в совершенной безопасности и так, невредимо пересекши сие море, счастливо и радостно достигнет берегов вечной жизни. Именно это, на мой взгляд, и хотел сказать апостол, когда писал коринфянам: «Чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня» (2 Кор. 12:7) и т. д., а ниже: «Ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12:9) и проч.
Возвращаясь же к нашему повествованию, заметим, добрый читатель, что о виденном тогда сия святая дева духовнику (вопреки обыкновению) ничего не сообщила, потому что, как она и мне впоследствии говорила, не в силах была подобрать слов, которые могли бы выразить оное, да и не подобает о том человеку рассказывать в каких-либо человеческих выражениях, о чём учит и Апостол; но пыл сердца её, усердие в молитве, убедительность увещания самым прямым образом свидетельствовали о том, что она видела тайны Божии, несообщимые никому, кроме видевших.
Кроме того, в другой раз (как она поведала своему духовнику, а он изложил в своих записях), явился ей сам блаженный Апостол и увещевал её усердно и непрестанно предаваться молитве (1 Фес. 5:17). Когда она внимательно выслушала [сие увещание] и исполнила на деле, случилось так, что в канун памяти бл. Доминика, когда она находилась в церкви и молилась, ей открыто было многое о бл. Доминике и его святых чадах; и откровения сии или видения были настолько яркими и стойкими, что часто, например, когда она рассказывала о них своему духовнику, они продолжались наяву – что, как я думаю, было знаком, данным ей свыше, дабы знала она, что есть Божия воля ради пользы других сообщать о таковых откровениях [нынешнему] духовнику и духовникам [последующим].
Итак, когда в означенный день, незадолго до вечерни, она внимала оным откровениям, в церковь внезапно вошёл некий брат Варфоломей Доминичи из Сиены, ныне магистр священной теологии, а тогда – товарищ духовника, коему Екатерина во всём, как своему духовнику, доверяла, и кому исповедовалась в отсутствие своего духовника. Скорее духом, нежели телесным [слухом] почувствовав его приближение, она тотчас же встал и, выйдя ему навстречу, сказала, что хотела бы поведать ему некие тайны. Когда ж они уселись вместе в церкви, она сообщила о том откровении, каковое ей прямо в тот миг давал Господь о бл. Доминике, сказав:
- Сейчас я вижу бл. Доминика яснее и отчётливее, чем вас, и мне он кажется более настоящим, чем вы, – и поведала о его необыкновенном величии, как будет сказано ниже.
При этом случилось так, что брат преподобной девы, также называемый Варфоломеем, проходил мимо, и, заметив тень или звук шагов проходившего, дева чуть-чуть повернула голову и взгляд в его сторону, едва различая, что то её брат, и без малейшего промедления приняла прежнее положение, но вдруг такой плач охватил её душу и тела, что она совершенно смолкла.
Вышеупомянутый брат подождал ещё некоторое время, давая ей наплакаться, и наконец попросил продолжить прерванную речь, но её настолько захватили рыдания и плач, что никакого ответа от неё добиться было невозможно. Наконец, после долгого промедления, она, всхлипывая, с трудом произнесла таковые или подобные слова:
- Ох бедная я, несчастная! Кто отомстит за мои беззакония?! Кто накажет грех столь великий?!
А на его вопрос, что это был за грех, и был ли он совершен только что, ответила:
- Да разве не видели вы, как сия пребеззаконная женщина в то время, как Бог показывал ей наяву великие дела Свои, отвратила голову и глаза, воззрев на проходившего мимо?!
Тогда он ей:
- Ты не отводила взгляда ни на миг, ни даже на мгновение; по крайней мере я ничего такого не заметил.
А она:
- Если бы вы знали, какой укор я услышала сейчас от Преблаженной Девы, вы тоже оплакивали бы оный грех.
И не стала она больше говорить ничего о видении, но она плакала и плакала, пока не добилась таинства исповеди, после чего, плача, удалилась в комнатушку в своём отчем доме, где (как она потом сообщила духовнику) бл. Павел, явившись ей, корил её за потерю того мгновеньица, в которое она отвлеклась, да так сурово, что она, по собственному утверждению, несомненно предпочла бы самым постыдным образом опозориться перед всеми ныне сущими в мире людьми, чем ещё хоть раз пережить тот стыд, который она испытала, когда апостол корил её. Впрочем, возможно, это явление Павла произошло в другое время, как мы недавно обнаружили в некоторых записях. Однако, каков бы ни был порядок свершения событий, несомненно установлено, что блаженный Павел самым суровым образом корил её более за кратчайший миг отвлечения, нежели за потерю времени, от какового укора она смутилась духом, что мы уже говорили. А после того она сказала духовнику:
- Представьте, что будет от того обличения, что выскажет Христос на Страшном Суде, коль укор одного из Его апостолов привёл меня в такое смущение.
Сказала также, что, если бы не видение некоего милого и прекрасного Агнца, которого она непрерывно видела, пока Апостол говорил с нею, сердце её совсем изнемогло бы (ср. Пс. 72:26) от великого сего смущения. По этой причине, став более осмотрительна и смиренна, она безупречно хранила вверяемые ей великие дары и к большим стремилась с вящим пылом и алканием. А два сии случая я в качестве промежуточных блюд подал тебе, о читатель, к трапезе этой главы ради того, что считаю их замечательным пособием смирения как для совершенных, так и для несовершенных.
Однако, поскольку бл. Доминик чудесным образом призвал меня, недостойного, вступить в свой Орден, дабы я возвещал истину, то, дабы не оказаться неблагодарным к столь милостивому отцу, обойдя молчанием славу его, явленную сей деве, я решил вставить здесь описание упомянутого выше видения, полученного сей девою. Ибо говорит мне вышеназванный брат Варфоломей, который сейчас как раз со мной, что в упомянутый день преподобная дева во время разговора с ним заявила, что прямо сейчас видит в образном видении вышнего и вечного Отца, из уст Своих как бы порождающего совечного Себе Сына, Который, приняв затем человеческое естество, предстал ей открыто. Рассмотрев сие, она увидела, как с другой стороны блаженнейший Патриарх Доминик родился из лона оного Отца, окруженного светом и сиянием; и услышала голос, изошедший из оных уст, различив следующие слова: «Я, пресладостная дщерь, породил сих двух сынов: одного – рождением от природы, другого – усыновлением в любови и приязни». Когда же она чрезвычайно удивилась таковому сравнению и столь высокому уподоблению сего святого, то, дабы устранить недоумения, Тот, Кто произнёс вышесказанные слова, изъяснил их следующим образом.
«Как сей Сын, рождённый от Меня по естеству и в вечности, приняв человеческое естество, был во всём совершенно послушен Мне даже до смерти, так и приёмный Мой сын Доминик от младенчества до конца жизни своей во всём поступал в послушании заповедям моим и ни разу ни одной из них не преступил, ибо соблюл девство тела и души незапятнанными и всегда хранил благодать крещения, коей возродился духовно. И как природный Сын сей, будучи вечным Словом силы моей, открыто говорил миру то, что было предписано Мною Ему, и свидетельствовал об истине, как Он сам говорил Пилату (ср. Ин. 18:37), так и Мой приемный сын Доминик открыто проповедовал истину слов Моих миру как среди католиков, так и среди еретиков, и не только сам, но и через других; не только при жизни, но и через своих преемников, посредством коих доныне проповедует и проповедовать будет. Ибо как Сын Мой природный послал своих учеников, так сей усыновлённый послал своих братьев, а поэтому как мой природный Сын есть Моё Слово, так и сей усыновлённый есть глашатай и носитель Слова Моего – для того и дан был ему и братии его особый дар разуметь истину Слов Моих и не отступать от неё. И как Сын Мой природный жизнь Свою и деяния целиком направил на спасение душ, [служа сему] и научением, и примером, так сын Мой приёмный Доминик неизменно прилагал всё усердие своё и труд на избавление души из тенет как пороков, так и заблуждений. И сие было его главным устремлением, ради чего он основал и выпестовал свой Орден – по ревности о душах. Сего ради и говорю тебе, что он неким образом подобен Сыну Моему природному во всех деяниях своих; и поэтому явлено ныне тебе даже подобие тела его, которое имело много подобия с телом Моего Пресвятого Сына природного и единородного».
В то время как дева излагала сие упомянутому брату Варфоломею, и произошел случай, который выше описывался подробнее. Ну а теперь давайте перейдём к последнему видению и на том положим конец этой главе.
* Слова, которые надлежит произносить причастнику (ср. Мф. 8:8), здесь изменены, что либо передаёт локальную литургическую традицию, либо намекает на действие Св. Духа в этом случае (прим. пер.).
Перевод: Константин Чарухин.
Отправить комментарий