Из трактата «Житие св. Фомы Аквинского, Ангелического Доктора, монаха Ордена Проповедников», брата Вильгельм из Токо OP. Глава VІ. Молитва. Парение тела. Доброта, 34-35.
Есть совершенно достоверное сообщение от непосредственных очевидцев о том, что сей Доктор во ознаменование благоговейной молитвы своей воспарял душою, и тело следовало за ней.
Ибо когда Доктор остановился в салернском монастыре Ордена и после утрени стоял на молитве пред алтарём, брат Иаков и вышеупомянутый спутник его (они подглядывали за ним, чтобы учиться на его примере) увидели, что он поднялся на два локтя над землёю и пребывал как бы в невесомом парении, словно обретя, если так можно выразиться, подвижность будущего века или какое-то подобное свойство. И ведь как правильно, что за душой его, не подвластное никакой страсти, послушно последовало тело, страстям никогда не противоречащее! А Бог чудом открыл свой сверхъестественный дар.
Подобный, хотя и более изумительный случай с Доктором наблюдал ризничий неаполитанского монастыря, брат Доминик из Казерты, верный молитвенник, осмотрительный в поступках и испытанный в добродетелях, который имел и другие чудесные видения.
Он обратил внимание, что брат Фома всегда спускается из своего кабинета в церковь перед утреней, а когда начинают звонить к утрене, поскорее, чтобы другие не заметили, возвращается к себе. Из любопытства брат проследил за ним и, подойдя с заднего входа в часовню св. Николая, увидел, что Доктор, замерев в молитве, поднялся в воздух примерно на два локтя. Он долго с изумлением взирал на это, и вдруг услышал голос из того места, куда был обращён слёзно молящийся Доктор. От Распятия доносились такие слова: «Фома, ты хорошо написал обо Мне. Что бы ты хотел получить от Меня за свои труды?» Тот ответил: «Господи, ничего, кроме Тебя!» А он тогда написал третью часть «Суммы», где речь идёт о страстях Христовых и воскресении. После этой книги он писал мало вследствие изумления перед тем, что Бог ему дивным образом открыл. То, что Господь предложил ему просить достойной награды, было вернейшим признаком, что он уже прекратил свой писательский труд и был готов отдохнуть на той родине, о которой с такой усладой писал в пути, которую он глубже прочих познал, когда жил, и которую удостоился яснее многих других узреть, когда преставился.
Отправить комментарий