Из книги Мари-Умбер Викера «Доминик и его братья-проповедники», «В унижении добровольного нищенства», или состояние нищенствующей бедности согласно св. Доминику, II. Нищенство проповедников – участие в доле Христа и апостолов, 2.
История доминиканского нищенства, как и анализ форм и примеров бедности, которые встречал Доминик, указывают насколько огромную роль в его жизни, играла жажда «следовать» за Христом и апостолами. В атмосфере апостольского евангелизма Юга Доминик часто и принципиально ссылался – в переломных моментах, в Монпелье, в Тулузе, в Болонье – на фрагмент Евангелия о послании двенадцати в Галилею. Это было записано в документах, которые с этого времени определяли жизнь Доминика и его братьев. Полезно будет сопоставить эти тексты.
Мы уже подчеркивали исключительное значение формулы Петра из Во-де-Серне, которая подытоживала основные рекомендации епископа Осмы: «Практиковать то, чему учит, следовать примеру любящего учителя (pii magistri), являться в унижении, идти пешком, без золота и серебра, короче говоря – во всем подражать жизни апостолов». Эта практика, предложенная Риму в послании легатов, была вскоре снова описана в послании Иннокентия III: «Подражая бедности убогого Христа, следует подходить к людям презираемым (despectos), в презренном одеянии (in despecto habitu), но с пламенным духом». Эхом этого текста было в 1215 году орденское постановление братьев Доминика, которые «ради Христа избрали евангельскую бедность», желая «идти пешком, в евангельской бедности, проповедуя слово евангельской истины». Наконец, главный текст Конституции Братьев Проповедников в 1220 году, быть может редактированный уже в 1215 году: «Когда должны будут идти, чтобы читать проповеди, получат от приора соответствующего соция; пойдут и повсюду будут вести себя как люди, которые ищут спасения своего и ближнего… как евангельские мужи, идущие по следам своего Спасителя, разговаривая с Богом или о Боге, сами или с ближним. Странствуя, таким образом, они не должны ни принимать, ни носить с собой, ни золота, ни серебра, ни денег, или какого-либо иного подарка, за исключением пищи, одеяния и других необходимых вещей, а также книг».
Тот же самый текст первых уставов не ограничивает подражание Христу и апостолам просьбой о милостыни, так как подчеркивает в заголовке их пролога жизнь в общине и единомыслии, в чем устав св. Августина основывался на примере апостолов и ранней Церкви. Тем не менее, следует помнить, что для Доминика «подражание Христу» (sequela Christi), которое утверждало всю его духовную жизнь, не сводилось только к индивидуальному следованию бедности, чистоте и послушанию Христа, как бы того хотела позднейшая теологическая систематизация. То, что текст св. Доминика прежде всего подчеркивает в программе sequela Christi, так как сам Святой его понимает и представляет братьям, это слияние в Боге созерцательной жизни и проповедничества («разговаривать с Богом или о Боге»), основное участие в служении спасению («как люди, ищущие спасения своего и ближнего»), а также нищенство. Жажда подражать Христу является воистину основной причиной бедности св. Доминика; полвека спустя в точности то же самое скажет св. Фома, когда в своей последней лекции о монашеской жизни вернется к теме нищенства: Sed contra: монах должен подражать Христу. Христос же жил с милостыни».
Чтобы подчеркнуть, как глубоко Доминик следовал за Христом и апостолами, согласно примеру нищенствующего проповедничества, можно бы перечислить все элементы, почерпнутые из этого примера и приспособленные к условиям тогдашнего времени. Это была необходимость иметь видимую миссию («как проповедовать, если не будут посланы» Рим 10,15), проповедование спасения, просьба о милостыню «от двери к двери», принцип странствия вместе со спутником (социем), и даже ходить босиком, от чего он отступал, согласно постановлениям южных синодов, входя в какой-либо городок. Будет достаточно указать одну, неизвестную до сих пор подробность.
Среди элементов странствующей апостольской жизни, вместе с ежедневным упованием на Провидение, вальденсы подчеркивали также те, что они не имели постоянного места обитания, locus certus. Если никто не принимал их на ночлег, они спали в шалашах в лесу. В то же время непрерывная традиция со времен Халкидонского Собора, или даже Никейского, требует от духовных именно locus certus, храма, к которому каждый из них был бы приписан. Доминик, который согласился уже, все-таки иметь какой-то дом, принял также требование поставленное папой для его ордена, чтобы домом этим была церковь. Но и в этом он старался сохранять евангельское вдохновение, согласно ощущением своего времени.
Он отмечал странствующий характер ордена, располагая свои монастыри недалеко от городских ворот. Например, в Тулузе дом братьев Селан находился недалеко Нарбоннских Ворот. Разве и он, и его братья не были «епархиальными проповедниками», а не только городскими? В 1221 году многие из его монастырей располагались еще за городскими воротами. Более же чем странствующий характер, Доминик подчеркивал нищенство, поскольку новые монастыри охотно располагал в пристанищах для бродяг, в тех домах милосердии, которые тогдашние благочестивые жертвователи строили у входа в город, чаще за городскими стенами, чтобы вечером, после закрытия ворот, могли там найти кров путники, заблудившиеся, бездомные и пилигримы. Так было в Париже, где монастырь появился в приюте св. Иакова, в Марселе – в приюте св. Михаила Странноприимца, во Флоренции – в приюте св. Панкратия, в Сиене – в приюте св. Марии Магдалины. Быть принятым как бродяга в доме, который возник благодаря публичному милосердию, не означает ли практику евангельского locus incertus? В практике Доминика существует еще один след такого отношения.
Пункт 23 канонизации гласит: «Не имел он иного ложа, как только церковь». Эту формулировку, которая является аллюзией к его ночным молитвам, проведенным в церкви, прерываемыми короткими минутами сна с головой положенной на подножие алтаря, обычно интерпретируют как свидетельство героизма его молитвы. Но свидетели болонского процесса, благодаря которым мы знаем об этой подробности, интерпретировали его другим способом. Иоанн из Испании утверждал, что это было свидетельство бедности, что Доминик не имел, как другие братья, собственного ложа, чтобы прилечь (locus proprius). Павел из Венеции использует другое прилагательное: «Не припоминаю – говорит он – чтобы имел он когда-либо locus certus, чтобы прилечь ночью. Иногда он ложился на земле, другой раз на тюфяке, или на полу, а очень часто проводил ночь на молитве в церкви». И таким во образом в постоянном монастыре удавалось Доминику сохранять странствующую и нищенствующую духовность этого locus incertus.
Отправить комментарий