Итак, святая дева, возвратившись после вышеназванной победы к привычным ей святым упражнениям, стала действовать ещё усерднее, поскольку видела, что враг рода человеческого нападает на неё яростнее и чаще. Ежедневные стоны, ежедневные слезы: непрестанно она пыталась достучаться до слуха Божия, чтобы удостоил Он её получить долгожданный хабит, напоминая, что Бог в щедроте Своей чрез благословенного отца Доминика обещал ей оный. Ведь она думала, что житие сообразно обету девства дотоле не будет защищёно от помех со стороны её домашних, пока она в вышеупомянутый святой хабит не облачится. Ибо же знала она, что после принятия названного хабита все попытки выдать её замуж прекратятся, и ей будет позволено свободнее предаваться служению Жениху своему. По этой причине она добивалась от родителей и преследовала просьбами сестёр покаяния бл. Доминика (которых в вышеназванном городе в просторечии называют «мантеллатами»), чтобы они изволили принять её в свои члены и удостоили её получить хабит святого их чина. Мать, как правило, воспринимала сии просьбы без особого восторга и, хотя не давала дочери отрицательного ответа, всё же постоянно думала, как бы отвратить её от сих крайностей. И вот, с этой целью она вознамерилась посетить природные купальни и взять туда свою дочь, дабы, понемножку разнежив её телесными удобствами, попробовать отвратить от сурового подвига. А я не думаю, что сие могло бы свершиться без козней древнего змия, который всеми силами старался вырвать пылкую невесту из объятий вечного Жениха, а препростую оную Лапу исподтишка наущал коварствам.
Но поскольку «не может быть совета вопреки Господу» (ср. Прит. 21:30), оная Христова невеста, победоносным оружием справа и слева защищённая (ср. Вульг. 2 Кор. 6:7), все козни врага обращала к своей пользе и его истреблению (ср. 2 П. 2:12). Ведь она изобрела новый способ смирять собственное тело даже среди удобств, ибо, делая вид, что хочет выкупаться как можно лучше, она направлялась к источникам, из которых шла серная вода и, терпеливо подставляя горячим струям обнажённую нежную плоть, подолгу смиряла хрупкое тельце – сильнее, чем при бичевании железной цепью. Ныне припоминаю, что когда однажды её мать при ней заговорила об упомянутых купальнях, она наедине поведала мне то, о чём выше написано, добавив, что, желая творить сие беспрепятственно, убедила мать, что предпочла бы купаться после того, как все уйдут, что и делала. Ибо она знала, что в присутствии матери никак не смогла бы сего творить. Когда ж я спросил её, как она могла выносить такой жар, не подвергая опасности жизнь, она в своей голубиной простоте ответила:
- Я, находясь там, постоянно помышляла о муках ада и чистилища и молила Творца моего, Коего столько оскорбляла, чтобы по милости Своей изволил Он принять взамен мук, которые я заслужила, те, что сношу добровольно. И пока я крепко держалась за мысль, что по милости Его сию благодать получу, сладость мне приносило то, что я терпела, хотя страдание я чувствовала.
По окончании сего [отдыха на купальнях] они вернулись домой, и святая дева незамедлительно вернулась к своим обычным подвигам. Когда мать сие заметила, она отказалась от дальнейших попыток изменить её, хотя всё никак не могла сдерживаться и постоянно роптала на то, что она так сурова с собой. А дочь, не забыв о своей святой цели, пропуская мимо ушей роптания матери, каждый день приставал к ней, чтобы сходила к упомянутым сёстрам покаяния бл. Доминика и убедила не отказывать дочери в хабите, коего она так горячо просит. Что мать, побеждённая её настойчивостью, и исполнила. Однако сёстры преждеупомянутые ей поначалу ответили, что у них нет обычая облачать в оный хабит девиц или молодиц, а только вдов зрелых лет и пользующихся доброй славой, что готовы посвятить себя служению Богу. А так как сёстры оные не имеют никакой обители, а пребывают каждая в своём доме, то совершенно необходимо, чтобы каждая сама знала, как управлять собой.
О причине сего ответа ты, читатель, яснее и подробнее услышишь, даст Бог, непосредственно в следующей главе. Ныне же продолжим рассказ.
Итак, мать Лапа вернулась к деве с ответом, для дочери неприятным, но для неё самой более чем приятным. Дева же Христова, ничуть не поколебавшись из-за этого в своем уповании, зная, что обещание столь славного Отца никак не может быть нарушено, а должно в совершенстве исполниться, продолжала настаивать, убеждая мать из-за того ответа отнюдь не отступать от просьб, но вовремя и не вовремя настаивать (ср. 2 Тим. 4:2), стараясь добиться от названных сестёр упомянутого хабита, что она, всякий раз уступая просьбам своего чада, и исполняла, но неизменно приносила от сестёр тот же самый ответ.
Между тем случилось так, что дева Христова заболела неким телесным недугом, который обычно досаждает всем подросткам, прежде чем достигнут зрелого возраста, а может быть, и чрезмерный жар, который она претерпела под горячими потоками, был причиной, впрочем, лично я думаю, что всё произошло по Божественному промыслу не без тайны.
Ведь вся кожа тельца её покрылась некими нарывчиками или, если выражаться по-врачебному, мелкими абсцессами, так что невозможно было различить её черты, и сопровождалось это изрядной горячкой. Увидев сие, мать Лапа (которая, хотя нежно любила всех своих сыновей и дочерей, но сию, которую вскормила своим молоком, любила нежнее) сильно огорчилась. Причём она не могла предположить, что причиной тому было воздержание, потому что оный недуг явно происходит более от излишества, чем от недостачи; к тому же он одинаково свойствен и мальчикам, и девочкам.
И вот, огорченная мать, сидя у постели дочери, почти непрестанно потчевала её всевозможными лекарствами и утешала какими только знала словами. А та, в пору болезни ещё более укрепившись в устремлении души своей, видя, что подоспело время подтолкнуть мать к исполнению оного, отвечала мудро и ласково:
- Если хочешь, милая матушка, чтобы я выздоровела и окрепла, сделай так, чтобы исполнилось моё желание о облачении в хабит Сестёр покаяния бл. Доминика, а иначе, уверяю тебя, Бог и бл. Доминик, призывающие меня на своё святое служение, устроят так, что не увидишь ты меня более ни в оном хабите, ни в другом каком.
Услышав такой ответ ещё не раз, мать её, крайне испуганная, страшась смерти дочери, поспешно отправилась к многократно упомянутым сёстрам и так горячо их умоляла, что, побеждённые её просьбами, они переменили свой ответ, сказав:
- Если она не слишком ладна станом или хороша, то ради её и вашего желания, коль оно так горячо, мы могли бы её принять. Если же она окажется слишком хороша, мы опасаемся (как уже сказали), что грозит нам соблазн из-за коварства людского, царящего ныне в мире, так что в таком случае мы никак не сможем согласиться.
На что мать им сказала:
- Придите и посмотрите (ср. Вульг. Ин. 1:46; Отк. 6:1) и скажите это самим себе.
Тогда они послали вместе с Лапой двух или четырех из дам своих, что были более прочих деятельны и сметливы, к хворавшей деве, чтобы посмотреть на её телесное состояние и исследовать умственное расположение. Придя к ней, они, хотя и не увидели в святой деве особой красоты (как потому, что она и от природы не была чрезмерной, так и потому, что недуг настолько обезобразил ей тело, что её черты едва можно было различить), зато слова, коими она выражала пыл своего устремления, а также благоразумие и рассудительность девушки рассмотрели и заметили с изумлением и радостью, понимая, что она, будучи телом девицей, а умом – старицей, многих пожилых превзойдёт добродетелями пред Богом. По этой причине, получив великое назидание и возвеселившись, они удалились от неё и, вернувшись к своим сподвижницам, поведали с немалой радостью, что увидели и услышали.
А те, уразумев сие, заручились предварительно согласием Ордена, устроили общее собрание и единодушным волеизъявлением приняли её в сёстры, а матери возвестили, что, как только дева Христова исцелится от оного недуга, пускай приведёт её в церковь Братьев-проповедников, дабы, согласно обычаю, в присутствии всех братьев и сестёр, которые опекали их*, Екатерина приняла столь долгожданный хабит бл. Доминика. Когда мать возвестила о том деве, она тут же с радостными слезами воздала благодарения Жениху своему и благословенному отцу Доминику, который наконец-то довёл до свершения обещание своё. Затем она стал молиться – не ради тела, а ради того, чтобы исполнилось устремление души её, – да закончится поскорее оный недуг телесный, дабы обет её, который так долго откладывался, не оказался отложен ещё далее из-за этого [недомогания]. И если прежде она ликовала о недуге своего тела и с величайшей охотностью переносила в любви к Жениху своему, то теперь она начала тяготиться оным и непрестанными молитвами старалась достучаться до слуха Всевышнего, чтобы Он без промедления избавил тело её от недуга, препятствовавшего исполнению сердечного её желания – что и совершилось. Ибо через несколько дней она исцелилась, поскольку не подобало Тому, с чьей волей она сообразовывалась с величайшим рвением, отказать ей хоть в чём-нибудь. Впрочем, чего бы она ни алкала и ни искала, всё к Тому направляла, Кого всеми силами души своей любила и на служение Кому себя целиком обратила и полностью посвятила.
Итак, хотя по выздоровлении Екатерины мать всё ещё явно искала повода для задержки, однако настойчивостью и упорством дева добилась от неё своего: пришёл день и час, назначенные Божественным провидением, когда она получила долгожданный хабит к немалой сердечной для себя радости. И вот, пришли мать и дочь в вышеназванную церковь, и в присутствии всех сестёр да к общей их радости брат, который в то время их опекал, облачил преподобную деву в одеяние того вида, что наши отцы повелели носить в знак невинности и смирения, сиречь белого и черного цвета, дабы белизна соответствовала невинности, а чернота – смирению. И не было (по моему суждению) у какого-либо другого иноческого сообщества хабита лучше, который бы точнее отображал душевный строй (habitum interiorem) святой этой девы. Ведь она со всяческим тщанием умерщвляла собственное тело, угашая снаружи жизнь ветхого человека вместе со смертоносной его гордыней – и это наилучшим образом обозначается чёрным цветом; и невинностью детской проникнувшись, как было сказано выше, не только телесно, но и душевно, всеми силами к вечному Жениху, Который есть истинный свет, тянулась, дабы самой просветлеть – и это не менее точно символизируется белизною. А если бы её одеяние было либо полностью чёрным, либо полностью белым**, то оно могло бы символизировать лишь одно из этих двух качеств; если же бы вы использовали сизый или коричневый цвет***, то действительно могли бы обозначить им умерщвление плоти, но не ясность душевную и чистоту.
Более того, подумав, я прихожу к выводу, что, если бы те сёстры оказались внимательнее, они и в первый раз отнюдь не отказали бы её матери, когда она просила о хабите [для Екатерины]. Ведь она носила оный хабит с куда большим правом, основанием и достоинством, чем те, кто не мог похвалиться девственностью. Итак, не подобало отказывать преподобной деве в хабите, который святыми отцами назначен знаком невинности, ведь Екатерина паче прочих просияла невинностью девства, которая, несомненно, предпочтительнее всякого вдовьего целомудрия. Осмелюсь поэтому сказать, что в городе том оный хабит не достиг в совершенстве [своего смысла], доколе преподобная сия дева не облачилась в него и не стала его носить. Ибо она стала в том месте первой поистине достойной девой, что прияла сей хабит – чему, однако, впоследствии последовали многие девы, так что о ней воспевали Давидов оный стих: «Приведутся к Царю девы во след Её» и т.д. (Пс. 44:15). А как сие стало, даст Бог, будет пространнее рассказано ниже. Но теперь положим здесь конец сей главе и приступим к исследованию корня и основания того иноческого чина, в который Божественное провидение поместило преподобную сию деву, дабы из-за неведения об оном мнение о его святости в чьём-либо уме не умалилось. Ну а то, что описывается в этой главе, я узнал как от самой девы, так и от родительницы её Лапы, хотя события, связанные с получением хабита, известны всем её знакомым и даже не требуют подтверждения.
* Т.е. монашествующих первого и второго ордена, руководивших членами третьего – мирского. – прим. пер.
** Терциарии Отшельников св. Августина и камальдулов соответственно. – прим. пер.
*** Терциарии Францисканского Ордена. – прим. пер.
Перевод: Константин Чарухин
Отправить комментарий