Из книги блаженного Генриха Сузо «Жизнь» (Vita), I. Глава 29.
В период своих страданий, в тех городах, в которых он в то время перебывал, Слуга иногда приходил в инфирмерию*, чтоб своему обессиленному организму доставить немного удобства. Когда по своему обычаю он сидел там, в молчании за столом, тогда уязвляли его издевательствами и глупой болтовней. Вначале его это сильно мучило, и он испытывал огромную жалость к самому себе, что горячие слезы лились по его щекам, и он глотал их вместе с едою и питьем. В молчании он возносил тогда очи к Богу и сердечно вздыхая, говорил: «Ах, Боже, разве недостаточно тех моих страданий, которые я переношу днем и ночью? Почему же моя пища должна быть приправлена такими муками?»
Повторялось это множество раз. Однажды, окончив трапезу, он уже не мог сдержаться, ушел в свое убежище и так говорил Богу: «Ах, милый Боже, Господи вселенной, будь милостив и справедлив ко мне, бедному; сегодня я должен с Тобою посчитаться, не могу отказать себе в этом. По Твоему безмерному величию, Ты ничего нам не должен и не перед кем не имеешь обязательств – это правда! Но ведь негоже, чтобы бесконечная благость допустила, чтоб охладела благодать в переполненном сердце, которое Тебе единому может пожаловаться и от Тебя единого ожидает утешение. Ты и так знаешь все, признаюсь же Тебе, что от момента рождения, во все дни моей жизни, у меня было чувствительное сердце. Сколько раз я видел кого-либо страждущим или угнетенным, всегда сердечно ему сочувствовал. Было мне также неприятно слышать, если кто-либо – в присутствии или отсутствии другого – говорил что-то, что могло бы его оскорбить. Редко от меня слышали (все мои товарищи могут это подтвердить!), чтоб я своими высказываниями ухудшил перед настоятелями или где-либо еще положение собрата или кого-либо другого; скорее наоборот, на сколько мог, я старался всех представлять в лучшем свете. А там где это не было возможно, молчал или удалялся, чтоб ничего не слышать. Ведомый милосердием, я более сердечности оказывал тем, чья честь пострадала, чтобы они как можно быстрее ее восстановили. Называли меня верным отцом убогих, я был избранным другом всех друзей Бога. Все, кто приходил ко мне печальными или обеспокоенными, всегда находили у меня какой-либо добрый совет, так что расставались со мною радостными и утешенными. Ибо я плакал с плачущими и печалился с опечаленными (Рим 12,15), пока как матерь не спасал их от неприятностей. Кто-либо мог причинить даже сильнейшую боль моему сердцу – хватало, если потом по-дружески мне улыбался, и во имя Бога все забывалось, так как будто бы никогда не происходило. Не буду, Господи, более говорить о людях; даже боли и страдания всяческих зверушек, птичек и других Божьих тварей, когда я видел или слышал о них, ранили мое сердце. А если я не мог им помочь, вздыхал и просил всевышнего, милостивого Господа, чтобы Он поспешил им на помощь. Все, что живет на земле, находило у меня милосердие и сочувствие. Ты же, милостивый Господи, позволяешь некоторым (упоминает их св. Павел и называет их лжебратьями (2Кор 11,26; Га 2,4)), чтобы – жалуюсь на это, о Господи! – относились ко мне с такой огромной жестокостью, о чем Ты хорошо знаешь и что известно повсюду. О, добрый Господи, взгляни на это и сам будь моею наградою».
После такого длительного сердечного излияния пред Богом, он впал в состояние внутренней тишины, и показалось ему, что Бог так обратился к нему:
«Твои детские оправдания проистекают из того, что ты не всегда с должным вниманием размышлял над словами и отношением страждущего Христа. Знай, что Богу не достаточно одно только твое доброе сердце, Он ждет от тебя чего-то большего, а именно: Когда кто-либо докучает тебя словами и своим поведением, не хватит просто терпеливо это перенести; ты должен до такой степени отречься от самого себя, чтоб, перед тем как удалиться на отдых, ты пошел к своим противникам и, насколько это будет возможно, мягкими словами и смиренным отношением, успокоил их раздраженные сердца. Своею сладостью и смирением ты выбьешь из их рук меч и нож, а также усмиришь их гнев. Таков древний путь совершенства, которому учил Христос своих учеников, когда говорил им: «Я посылаю вас, как агнцев среди волков» (Лк 10,3)». Когда Слуга пришел в себя, этот совершенный совет показался ему слишком трудным; нелегко было ему о нем думать, а еще труднее согласно с ним поступать. Но, не смотря на это, он принял его и начал применять.
Однажды один из братьев-конверсов**, сапожник, ответил ему весьма высокомерно и в присутствии других повел себя ненадлежащим образом. Слуга ничего не ответил, оказав огромное терпение, и на этом хотел остановиться. Но внутренний голос напомнил ему, что он должен сделать что-то больше. Поэтому, когда наступил вечер и тот брат принимал пищу в инфирмерии, Слуга стал за дверями и ждал, пока тот выйдет. Когда он, наконец, показался, он упал перед ним и умолял со смирением: «Ах, милейший и наилучший отче, почти во мне бедном Бога и если я чем-либо тебя огорчил, прости мне от сердца». Брат-конверс застыл без слов, взглянул на него с изумлением, а потом воскликнул: «Ах, что же ты снова делаешь?! Ведь ты не сделал ничего плохого ни мне, ни другим. Это я оскорбил тебя высокомерными словами и сейчас прошу тебя о прощении». Только тогда сердце Слуги возрадовалось, и он обрел покой.
В другой раз, когда Слуга сидел за столом гостинице***, какой-то брат повел себя по отношении к нему очень грубо. Он же обратился к нему с добротой и улыбкой, так как будто бы получил какой-то ценный подарок. Брат, как бы внутренне пораженный такой реакцией, замолчал и приветливо посмотрел на Слугу. Позднее брат так рассказывал в городе об этом происшествии: «Сегодня во время трапезы, на глазах у всех я устыдился, более чем когда бы то ни было. Когда за столом я публично оскорбил Слугу, он так сладостно мне улыбнулся, что я сделался красным от стыда. Этот пример станет для меня уроком».
* От лат. infirmus – слабый, больной. Монастырское помещение (трапезная) для больных. В отличие от постной монастырской кухни, больным в инфирмериях подавали более калорийную пищу, этим обстоятельством часто пользовались многие мнимые больные.
** Laienbruder (брат-мирянин) – в Доминиканским Ордене братья, которые не были священниками назывались conversi (обращенные), так как во времена св. Доминика таковыми становились в основном обращенные из членов еретических сект. Уже в наше время это название заменили на «братья-сотрудники» (cooperatori).
*** Gasthaus – речь идет о hospitium – части монастыря, в которой принимали на ночлег гостей.
Перевод: о. Ириней Погорельцев ОР
комментарии: о. Веслав Шимона ОР
Отправить комментарий