Из книги о. Томаша Галушки, «Инквизитор тоже человек». Часть I. Интервью. 7.c.
Известно что-то больше об этом инквизиторе?
В ту пору ему должно было быть около 40 лет. Наверняка был прекрасно образован, знался на философии св. Фомы. Взгляды же Мастера Экхарта откровенно не выносил. Знал, однако, осуждающую их папскую буллу In agro dominico, а также тексты проповедей Экхарта. По их содержанию также допрашивал во время процесса.
Швенкенфельд старался доказать, что швейдницкие бегинки исповедовали еретические тезисы Вольного Духа. Осознавал, однако, что не все элементы подходили к этому: заставляли задуматься, например их практики ужасающего умерщвления плоти и теории на счет Богородицы (они считали Марию первой бегинкой; верили, что именно благодаря этому она стала Матерью Христа).
Как выглядел допрос? Протокол наверняка не передает его достоверно…
Конечно – протокол не является дословной записью того, что говорили эти женщины – хотя бы потому, что инквизитор должен был их показания перевести на латынь, и, делая это, использовал собственные формулировки. Несомненно, разные ответы он влагал в уста женщин. Наверняка они не говорили таким способом, как это записано.
Бегинки не могли быть простыми швеями, если так хорошо ориентировались в новейших европейских духовных течениях.
Они просто впитывали всяческие новейшие теологические концепции. Маргариты Вышивальщицу мы бы могли назвать одной из первых теоложек в гнезненской метрополии. Она вступила с ученым инквизитором в дискуссию на тему совместного с Богом сотворения мира (это осужденная папой концепция Экхарта), онтической структуры Христа, числа esse в Мессии, а также на тему того, что если бы Адам не согрешил, Бог бы не воплотился. Она была в состоянии запомнить и представить тезисы, о которых спорили в европейских университетах!
Особенно инквизитора вывело из равновесия приведенной одной из бегинок утверждение, что… Господь Иисус, возносясь в небо, взял с собой крест. Трудно сказать, почему женщина обратилась к такому довольно рискованному тезису. Не исключено, что она хотела – что бы свидетельствовало о её огромном интеллекте – досадить инквизитору, который жил в конвенте Святого Креста. Для Швенкенфельда это был камень преткновения, из которого он выковал обвинение в ереси общины из Швейдниц.
Из записанных высказываний инквизитора видно, что был он фанатичным сторонником томизма. Все, что не томистическое, не доминиканское, было для него равно ереси.
Но ведь инквизиционный процесс не должен быть теологическим спором. Не превысил ли Швенкенфельд своих полномочий?
Все на это указывает. Инквизитор во время допросов принял роль защитника собственной теологической школы. Трибунал инквизиции превратил в университетскую кафедру, а допрос – в ученый спор.
В то время как бегинки были увлечены не только учением Экхарта, но также великого францисканского теолога Иоанна Дунса Скотта. Повторение его тезисов, по мнению Швенкельфельда, также означало расхождение с ортодоксией.
Постойте, ведь в комиссии заседали францисканцы. Они ничего на это не возразили?
Ничего. Доминиканский инквизитор осудил основные концепции францисканской теологии, а братья-минориты – в том числе лектор теологии – не сказали ни слова. Это остается невыясненной тайной. Ведь все члены комиссии должны были согласиться с предложенным протоколом.
Что же произошло с швейдницкими бегинками? Каков был приговор?
Этого, увы, не знаем. Из всего процесса сохранился только протокол допросов…
Тогдашние источники, однако, молчат о том, что загорелись костры – если бы до этого дошло, это бы было громким делом. Допускаю, что проблема спустя какое-то время распространился по церквям. Ведь ключевым был конфликт внутри общины, между молодыми и старыми сестрами.
В то же время известно, что в позднейших годах в Швейдниц действовало, по крайней мере, несколько бегинариев. Искание мирянами собственного пути к Богу не удавалось никоим образом задержать. Под конец XIV века они переродятся в огромное – и уже признанное Церковью – движение devotio moderna (нового благочестия).
Видно ли в отношении Швенкенфельда неприятие самой формы жизни бегинок?
Да. Он был дитем старой эпохи, делающей ударение на uniformitas и unanimitas (одна форма и один дух). У доминиканцев это выражалось в том, что все братья должны были изучать учение св. Фомы. После канонизации Аквината в 1323 году его доктрина получила не только у доминиканцев, но и во всей Церкви особенный статус – стала равно «святой», как и её создатель.
Для Иоганна все, что было несогласным с каноническим правом и с извечными нравами, было подозрительным. Его узко понимаемая, догматическая ортодоксия не воспринимала ничего, что бы могло ей противоречить, а бегинки не вписывались в его шаблоны.
Как теолог Швенкенфельд совершил во время допроса швейдницких бегинок фундаментальную ошибку: признал собственные взгляды единственно возможной формулировкой Истины. Парадоксально, что он это во имя «учителя открытости» Фомы Аквинского, который повторял, что «каждая истина – кем бы она ни была сказана – происходит от Святого Духа». В понимании Швенкенфельда этим «кто бы то ни был» мог быть только томист. А уж тем более не какая-то там простая бегинка из Швейдниц.
Перевод: о. Ириней Погорельцев ОР
Отправить комментарий