Из книги «Житие святой Екатерины Сиенской» блаженного Раймонда Капуанского, её исповедника. Часть II. Глава 3a.
Гауденцио Феррари, Св. Екатерина Сиенская и св. Николай Барийский (1529-34)
В дальнейшем обручённая Господу дева, замечая, что Жениху вечному она становится тем угоднее, чем больше милости проявляет к своим ближним, от всего сердца вознамерилась щедро помогать ближним в нуждах их и исполнила [сие намерение своё]. Однако поскольку в мире сем она ничем не обладала в качестве собственности (как истинная инокиня, постановившая соблюдать три основных обета, как было сказано в первой части), то, дабы не браться за чужое дело вопреки воле Господа, пошла к отцу своему и смиренно спросила, не будет ли его разрешения и воли на то, чтобы она по внушению совести что-нибудь уделяла нищим в милостыню из того, что Господь даровал ему и дому его. На что он тем охотнее дал согласие, потому как в то время яснее осознавал, что дочь его будет ходит стезёй Божией всесовершенно. Итак, он дал согласие, и не только лично наедине, но даже вслух повелел всему своему дому, сказав:
- Пусть никто не препятствует дочери моей милейшей, когда изволит она подавать милостыню; ибо я даю ей на то все полномочия; пусть даже если она решит раздать всё, что у меня есть в доме сем.
Получив столь полную свободу, дева преподобная начала не столько раздавать, сколько расточать имущество отца. Однако, поскольку она была в высшей степени наделена даром рассудительности, то щедро помогала не всем, кто бы только ни пожелал, но тем, о нужде коих знала, даже если они не просили. Ибо приметила она, что есть среди сих бедных несколько семей, живущих недалеко по соседству, которые, несмотря на огромную нужду, не приближались к их дому, стыдясь просить милостыни. Мимо них Екатерина не проходила без внимания, но, подражая блаженнейшему Николаю, с раннего утра, прихватив с собою хлеб, вино, масло и прочее, что могла взять, ходила сама в одиночку к дверям домов бедняков оных, а поскольку по чудесному действию Господню двери оказывались открыты, она клала за двери всё, что принесла, и, отпрянув, убегала домой.
Случилось же так, что однажды она захворала телесно, да так, что полностью распухла от подошвы ступни до макушки и была не в силах ни подняться с кровати, ни встать на ноги. И услыхала она, что в двух кварталах от её дома есть некая бедная вдова, которая вместе с сыновьями и дочерьми страдает от голода немалого и нужды. Тут же проникнувшись искренним состраданием, Екатерина следующую ночь молила Жениха своего, дабы изволил Он уделить ей на время столько здоровья, чтобы она могла помочь той бедняжке. И ещё до зари, внезапно поднявшись и обойдя дом, она наполнила мешок пшеницей, сколько ей удалось сыскать, и бутыль, то есть огромный стеклянный сосуд – вином, а другой сосудец – маслом; и набрала всякого съестного да снесла к себе в келейку. Потом она заметила, что хотя любую [часть этих припасов] по отдельности она смогла занести к себе в келью, всё вместе доставить до дома вышеназванной вдовы ей невозможно, ибо слишком далеко было туда идти. Итак, всё-таки примерившись ко всему перечисленному, стала она нагружать своё тщедушное тельце, то есть что-то взяла правой рукой, что-то левой; одно привязала за спиной, другое приторочила к поясу; и так, в надежде на небесную помощь, попыталась поднять сию тяжесть. И тут же, благодаря сотворённому Господом чуду, она подняла её так легко, как будто все те вещи попросту полностью лишились веса. Ибо она как мне, так и другим своим духовникам признавалась, что вещи эти при всём их весе она поднимала, словно бы они весили, как одна соломинка, и общий их вес тогда ощущала не более, чем если бы несла одну соломинку; хотя, если подумать, то тогдашний груз её должен был весить с сотню фунтов или около того. И вот, едва на самом рассвете колокол возвестил начало дня, прежде чего никому не позволено ходить по улицам, святая дева, хоть и совсем молоденькая, да и с полностью распухшим телом, тут же вышла одна из своего дома с благим своим бременем и поспешила к дому нищенки так быстро, как будто ничем не страдала и ничего тяжёлого не тащила.
Когда же она приблизилась к жилищу бедной женщины, предметы те стали так тяжелы, что, казалось, ей их ни шагу никак не пронести. Но она, полагая, что это игра пресладчайшего её Жениха, с упованием воззвала ко Господу и с трудом подняла ношу, чтобы большей удостоиться заслуги, и подошла к дверям жилища той убогой вдовы. И обнаружив, что по мановению Божию верхняя створка отворена, она просунула руку и открыла дверь полностью, а ношу сложила внутри дома. Когда сгружала её, она наполнилась такой тяжестью, что разбудила своим грохотом нищенку, из-за чего Екатерина попыталась было убежать, но, так как небесный Жених все ещё играл с нею, не смогла. Ибо сила, дарованная ей, когда она с молитвой встала с постели, в тот миг была почти совсем отнята у неё, и оказалась она немощной, как прежде, и слабой и не могла двинуться. Посему, горестно улыбаясь, она обратился к играющему с ней Жениху со словами:
- Зачем ты так обманул меня, о Сладчайший? Неужто любо Тебе так подшучивать надо мной и смущать, задерживая здесь? Неужто Ты хочешь обнаружить глупость мою при всех, здесь живущих, а вскоре уж и при прохожих? Или, быть может, Ты позабыл о милостях Своих, кои изволил оказать недостойнейшей из Своих служанок? Верни мне, умоляю, силы, чтобы я смогла вернуться в свой дом!
Говоря сие, она всё время пыталась уйти, повторяя также своему телу:
- Нужно идти, хоть умри!
И вот, скорее ползком, чем шагом, она немножко отдалилась, но не настолько, чтобы бедная та женщина не смогла, встав с постели, узнать хабита своей благодетельницы, по которому догадалась и о личности её. Ну а Вечный Жених, видя сердечную скорбь невесты Своей и как бы не в силах снести её, вернул ей силу, которую уделил прежде, но не в такой полноте. Поэтому, с трудом дойдя до дому прежде, чем совсем рассвело, она легла в постель, как и прежде, обессиленная. Ведь телесные немощи овладевали ею именно так – не естественным порядком, но согласно повелениям Всевышнего, что с позволения Господня будет описано ниже.
Итак, перед тобою, читатель, не единичное, а многократное повторение дел блаженнейшего Николая, увенчанное тяжкой телесной немощью. Но проследуем же далее и поглядим, не удастся ли нам обнаружить и подобие щедрости славного Мартина!
Однажды, когда она была в церкви Братьев Проповедников сиенских, подошёл некий нищий к ней и попросил ради любви к Богу вспоможения в нуждах своих. А она, не имея тогда при себе ничего, что можно было бы подать нищему, потому что не привыкла носить с собой ни золота, ни серебра, попросила нищего подождать, пока она не сходит домой, ибо она охотно и обильно подаст ему милостыню из того, что там найдётся. Но нищий оный, который, как я думаю, был не тем, что являла его наружность, молвил:
- Если у тебя есть хоть что-нибудь мне в подаяние, прошу о том сейчас же, потому что я не могу ждать так долго.
Она же, не желая отпускать его ни с чем, с тревогой задумалась, что бы можно было дать бедняку, дабы помочь ему в нужде. И при размышлении вспомнился ей крест некий серебряный небольшого размера, какой по обыкновению часто пришивают к чёткам, что в просторечии именуются «Pater noster»*, потому по их числу повторяют Молитву Господню. И вот, преподобная дева, взяв сей «Pater noster» в руки, поспешно оборвала нить, на которой висел серебряный крестик, и с радостью подала нищему. А он, получив крест, ушёл совершенно довольный и больше ни у кого не просил милостыни, как будто пришел только для того, чтобы получить оный крест. Ну а на следующую ночь, когда дева по своему обыкновению молилась Господу, явился ей Спаситель мира, держа в руках оный крест, украшенный множеством драгоценных камней, и сказал:
- Знаком ли тебе крест сей, дщерь?
На что она Ему:
- Отлично знаком, но у меня он не был так прекрасен.
А Господь:
- Ты дала Мне сие вчера с чувством милости и щедрости, каковое чувство означаемо сими драгоценными камнями. А от Себя обещаю тебе, что в День судный перед всем собранием ангелов и людей Я вручу его тебе в нынешнем виде, дабы радость твоя достигла вершины; не утаю и утаить не позволю милосердного поступка, Мне тобою оказанного, в тот день, когда милость и суд буду петь Отцу (ср. Пс. 100:1).
Сказав сие, Он исчез, оставив деву, которая, промолвив в душе смиренные слова благодарности, весьма воспламенилась желанием творить подобное и впредь, что и подтвердили последующие события.
Ибо же превозлюбленный Жених душ, привлечённый милостивыми и милосердными деяниями Своей невесты, дабы дать нам пример, испытывал её и побуждал к большему. Ибо однажды, после того как в вышеназванной церкви допели Третий час и все удалились, Екатерина, которая привыкла молиться подольше, осталась в церкви наедине с одной сподвижницей. А когда она спустилась из капеллы сестер, которая находится на возвышенном месте, чтобы вернуться домой, внезапно сам Господь явился невесте Своей в образе молодого человека, нагого и нищего странника, которому на вид было года тридцать два – тридцать три или около того, и попросил Бога ради уделить какой-нибудь одежды. А она, уже паче обычного горя желанием творить дела милосердия, молвила:
- Подожди, милейший, немножко тут: я схожу в ту капеллу и немедля выдам тебе одежду.
И, вернувшись в капеллу, откуда только что спустилась, она с соблюдением приличий сняла с помощью сподвижницы через ноги рубашку без рукавов, которую носила под верхней рубашкой по причине пронизывающей стужи, и отдала её с великой радостью нищему. Получив же сие, нищий тот вновь обратился к ней с просьбой, молвив:
- О сударыня, молю вас, раз уж вы снабдили меня шерстяной одеждой, не изволите ли вы также снабдить меня одеянием льняным?
На что она весьма охотно согласилась, промолвив:
- Ступай за мною, милейший, ибо то, что ты просишь, я дам тебе сполна.
Итак, невеста шествует впереди, а Жених неузнанный – следом. И она, войдя в дом отца своего, направилась к месту, где хранились льняные одежды отца и братьев её, и, взяв сорочку одну и штаны, с радостью подала нищему. Но, получив сие, он всё не переставал просить, а молвил:
- Но, сударыня, ради всего святого, что мне делать с этой рясой – ведь у неё нет рукавов, чтобы прикрыть руки? Дайте мне каких-нибудь рукавов, чтобы я мог уйти от вас полностью одетый!
Услышав то, она ничуть не была раздосадована, а, скорее, загорелась рвением и обошла дом, старательно разыскивая, не найдутся ли какие-нибудь рукава. И случайно она нашла новую, ещё не надёванную рубашку домашней прислуги, висящую на шесте. Поспешно сняв её и оторвав с неё в торопливом поспешении рукава, она вежливо вручила их упомянутому нищему.
После такого её поступка Тот, кто испытывал Авраама, продолжал настаивать и молвил ей:
- Вот, сударыня, вы одели меня, за что воздаст вам Тот, из любви к Кому вы свершили сие. Но есть у меня один товарищ, находящийся в приюте, который тоже весьма нуждается в одежде, и, если вы изволите послать ему одежду, я охотно доставлю её ему от вашего имени.
А она, ничуть не утратив запала щедрости и не возмущаясь повторению прошений оного бедняка, глубоко задумалась, где бы взять одежды, чтобы одеть нищего, находящегося в приюте. Помня же, что все в доме, кроме отца, болезненно переносили её милостыни, а что имели, запирали на ключ, чтобы она не отдала сего нищим, да к тому же благоразумно рассудив, что уже изрядно взяла у служанки и не следует отнимать у неё всего, поскольку та тоже была бедна, она не могла прийти к окончательному и твёрдому решению, ибо в девственном сердце её происходил нешуточный спор: должно ли ей отдать оному нищему единственную оставшуюся у неё одежду – рубашку. Любовь к ближнему настаивала на положительном ответе, но с противоположной стороны возражала девическая пристойность. В итоге таковой борьбы любовь победила любовь: сиречь любовь, которая взирает на души, [превозмогла] любовь, что сострадает телам ближних. Ибо она подумала, что если будет ходить без одежды, то от этого последует немалый соблазн для ближних, чьи души она более любила, чем их тела; и ради телесной милостыни ни в коем случае не следует соблазнять их души. Поэтому-то нищему она ответила так:
- Право, милейший, если бы мне можно было остаться без этой рубашки, я бы с радостью отдала её тебе, но поскольку [в таком виде мне быть] не подобает, а другой одежды мне сейчас взять неоткуда, умоляю не обижаться – ведь я преохотно дала бы тебе всё, что бы ты ни попросил.
А он, улыбаясь, молвил:
- Хорошо, я вижу, что ты охотнейше отдала бы мне всё, что могла бы. До свидания!
И увидела каким-то образом Екатерина при уходе его некие признаки того, что это был Тот, Кто являлся ей так часто и явно, Кто общался с нею так близко – от чего сердце девы оставалось в сомнениях, но и горело притом (ср. Лк. 24:32). Однако поскольку она считала себя совершенно недостойной такого дара, то обратилась к своим обычным упражнениям, которыми каждый день занимала время своё.
А в следующую ночь, когда молилась она, явился ей Господь Иисус Христос, Спаситель мира, в образе того бедняка, держащего в руке дарованную ему девой рубашку, украшенную жемчугом, блистающую и сверкающую каменьями драгоценными, и сказал:
- Не узнаёшь ли, дщерь вселюбезная, рубашку сию?
Когда ж она сказала, что узнала её, но не было на ней таких украшений, когда она дарила её, Господь добавил:
- Ты даровала Мне вчера рубашку сию с такой искренней щедростью и нагого Меня одела со столь великой любовью, дабы защитить Меня от мук стыда и стужи! А Я ныне подарю тебе одеяние из Тела Моего, хоть и незримое для людей, но для тебя ощутимое, которым душа и тело твои** будут ограждены от всякого пагубного холода, пока в своё время не облекутся в славу и честь пред Святыми и Ангелами.
И тут же из рубца от раны на боку Своём Он руками Своими священнейшими по мерке хрупкого тельца девичьего извлёк некое одеяние цвета крови, испускающее во все стороны лучи, в кое облачил деву оными священными руками, сказав:
- Сие одеяние с [чудесными] свойствами его Я предаю тебе на время жизни твоей земной в знак и залог риз славы, в кои ты в свое время будешь облачена на небесах.
И на том видение исчезло. Благодать же сего подарка столь великое оказывала действие не только на душу, но и на тело преподобной девы, что с того часа она в зимнюю пору никогда не носила больше рубашек, чем летом, но всегда довольствовалась одной верхней рубашкой поверх нижней рубашечки; и с того времени ни в какую пору, даже ради зимней стужи (которой, как она признавалась мне, совсем не чувствовала), не надевала никакой лишней одежды и не куталась ни во что дополнительно; мало того, постоянно ощущая на себе оное одеяние, она прямо осязательно чувствовала, что отнюдь не нуждается в другой рубашке.
* * Упоминание о четках, с помощью которого молилась Святая, весьма примечательно для истории Розария.
** Uterque homo tuus – «тот и другой человек твой», т.е. обе части человеческого существа. – прим. пер.
Перевод: Константин Чарухин
Отправить комментарий