Из книги «Удивительное житие и драгоценная смерть досточтимой сестры Розы Святой Марии из Лимы», авторства о. Леонхарда Хансена ОР. Глава VIII, Жёсткое ложе св. Розы и ночные бдения её, 98-100.
Она настолько радела об изнурении своего тела, что не оставляла без мучений ни малейшего мгновения ночной поры, а потому постаралась, чтобы ложе было настолько жёстким, чтобы более отгоняло сон, нежели призывало; а ухищрениями и усердием достигла даже того, что ложе сна стало в то же время и дыбой. Поведаем же далее, до какой степени она ни в чём не уступала своему истомлённому телу и избавлялась от сна.
Внимательная мать своевременно приметила, к чему склоняется дочь, ибо почти с младенчества замечала в девочке стремление и спать на жёстком, и скрывать сии лишения, посему довольно долго приказывала ей по ночам спать с нею на одной кровати, дабы ухищрением обмануть ухищрение. Роза повиновалась, но вот какую придумала уловку, остроумно стяжав в том самом ложе разом заслуги и послушания, и подвига; ибо едва к матери подкрадывалась дремота, дева потихоньку отодвигала ту часть тюфяка, на которой лежала, пока хрупкое тело её не оказывалось на подстилочной доске, а под голову она вместо подушки тайно подкладывала деревяшку или даже украдкой взятый кирпич. Такую же борьбу вела св. Екатерина Сиенская с Лапой, матерью своей, и к таким же приёмам прибегала.
Ободрённая успехом, Роза с большей уверенностью пошла дальше: она не только обнажала для себя доски, на которых окоченевала, но приискала себе и камень погрубее, который подкладывала в изголовье. Однако в итоге после долгих её увёрток мать, проснувшись, раскрыла дочернюю хитрость и выбранила девочку, словно бы застигла её за громадным злодеянием, добавив упрёк в упрямом обмане: если, мол, уж вздумалось ей так вводить в заблуждение мать, то пускай пойдёт да и настелит себе затем досками, как ей угодно, постель по собственному усмотрению, только бы согласилась взять себе хотя бы подушку помягче под голову да одно-единственное простенькое покрывало накинуть поверх досок. От сих речей душа Розы возликовала; она приняла материнское разрешение – хоть было оно дано с кислой миной бранчиво да желчно – как нежную ласку; «жадной рукой»* приняла условие и нежнейше поблагодарила мать за столь великодушную уступку. Вскоре затем она в просторном углу своей комнаты соорудила из собранных повсюду досок грубый настил и поместила сверху пару подушек для виду, завершив [ими] убогую койку, лишь бы только родительница позволила [пользоваться ею]. Однако всякий раз, как наступала ночь, она, удалив подушки, оставалась на полностью неотёсанной древесине и помещала под покрывало камешки, которые до поры прятала для этой цели под кроватью, чтобы телу было неприятно на таковых неровностях, ибо опасалась, что плоти будет в отраду плоская поверхность твердейших досок. Легко представить, как острая россыпь выступавших под покрывалом граней искалывала лежавшую на них Розу, ведь даже на сем твёрдом настиле стали явственно заметны следы от вдавившихся камешков: сами доски, повсюду испещрённые ямками, достаточно свидетельствуют, как мягко спалось на ней худощавой Розе.
Впрочем, беспорядочно насыпанные подвижные камешки легко выпадали с настила, когда она хрупким тельцем своим поворачивалась с боку на бок. И вот, когда ей показалось, что следует дооснастить свою дыбу как более жёсткими, так и более устойчивыми приспособлениями, она возложила на доски три кривых, нетёсаных, сучковатых полена, а чтобы не упали, закрепила между стыками под покрывалом более тонкими колышками. Однако днём она эти выпуклые чурбаки прятала по отдельности под ложем, дабы мать не обнаружила их по неровности покрывала, или, явно открывшись, они не дали ей законного повода для подозрений. Лишь только одна служанка Мариана была осведомлена о тайне, и Роза взяла с неё суровую клятву не выдавать её, и, если ей придётся подметать в комнате, поленья сии или оставлять недвижимо на своём месте, или немедля туда возвращать. Долго нравилась ревностной Розе сия жёстко ощетинившаяся пыточная решётка и нравилась бы далее, будь она пострашнее, то есть, если бы она была острее и кололась повсюду, ибо в пустых промежутках между поленьев не было ничего, способного в достаточной мере терзать лежавшую.
* Боэций, Утешение философией, I. VI. – прим. пер.
Перевод: Константин Чарухин.
Отправить комментарий