Из книги Мари-Умбер Викера «Доминик и его братья-проповедники», Харизматическая молитва в средневековье пример Братьев Проповедников, I. Средневековые харизматические движения на Западе. 9.
Нам известно наверняка, что все эти движения очень часто использовали собственные формы молитвы, подобно как выбирали себе какие-либо одеяния и собственный образ жизни. Тем не менее, действующие под влиянием религии толпы, если исключить движение Аллилуйя, не настаивали на собственной форме молитвы или даже на молитве как таковой. Чувства, которые из объединяли это – опасения, сокрушения, добрая воля, и особенно надежда. Чаще всего это было полное возбуждения ожидание наивысшего и близкого дара Бога: мира, освобождения гроба Господня, искупление преступлений мира, спасения от всеобщего бедствия.
Всеобщим ответом на это объединяющее чувство было прежде всего изменение жизни, личное обращение, всеобщее примирение, посвящение себя милосердию, вступление в монастыри, предание себя Евангелию. Практическим выражением обращения был обычно некий характерный акт: присяга мира, крестовый поход, проповедничество, строительные работы, примирение, бичевание, убогая жизнь в нищенстве. Очевидно, что молитва занимала свое место в этих практиках, вместе с любовью ко Христу, которая была основой такого образа жизни.
Чаще всего, мы не знаем каковы были формы этих личных молитв; например, в случае с Amauriciens, преследуемых Церковью. Ничтожные сведенья, которые мы о них имеем, кажутся сильно деформированными. Тем не менее, что мы знаем о молитве, а упоминаний о ней есть больше всего, указывает, что была она далека от всего, что является харизматическим, и даже от какой-либо более глубокой интимности. Это была молитва устная, ясная и объективная.
Некоторые из этих молитв происходили от клира или монахов, то есть это были литургические молитвы, основанные на рецитации псалмов. Это в случае созерцательных монахов Иоахима Флорского или францисканских спиритуалов, предводителями которых были магистры теологии, привязанные к обычаям общинной жизни. (Далее мы расскажем о некоторых харизматических аспектах личной молитвы монахов и отшельников, о том, что в те времена называли их «тайной молитвой»). Источником общей молитвы мирян также была литургия. Крестоносцы имели свои мессы и свои отпущения, публичные религиозные практики, во время которых духовные возобновляли уделение отпущений. Вальденсы, подобно как катары, а также светские братья в монастырях, практиковали бесконечное повторение Отче наш.
Миряне к своим молитвам прибавляли краткие молитвенные воззвания и воззвания литании, а также бесконечное, много раз повторяемое «Аллилуйя», от которого название прияло движение 1233 года. Подобно взывали «Noel»; и не только во время Рождества, но во время различных народных забав. Восклицали также: «Kyrie eleison», «Милосердие», «Покаяние», характерное для флагеллантов, а также возглас «Мир», известный всему средневековью, начиная с Х века.
К молитвам, кратким воззваниям и литаниям, возносимым толпами, флагелланты, церемонии которых были поставлены как настоящий балет, добавляли составленные ими самими гимны к распятому Христу, а также Laudi. Последние были поэтическими творениями итальянского происхождения, воспевающими радости Девы Марии. Согласно Фруассару, в XIV веке флагелланты из Фландрии черпали эти молитвы из двойного источника, из радостных и скорбных тайн. Он действительно упоминает об их «песнях о рождении нашего Господа и о Его святых страданиях». Вот две строфы, одна из Laudes Марии, вторая из гимна флагеллантов:
Ave regina pure et gente
Tres haute, Ave Maris Stella
Ave, precieuse, jovante
Lune, ou Dieux s’escousa.
Радуйся царица чистая и достойная,
Наивысшая, радуйся Звезда Моря,
Радуйся, цветущая и радостная,
Луна у Бога.
Allons a genoux par penance.
Loons Dieux – vos bras etendus,
Et en l’amour de se souffrance,
Cheons jus en Croix, d tous lez…
Baisons la terre levons-nous.
Падем же от боли на колени,
Вытянув руки, прославляя Бога
И в любви его страдания
Падем же все крестом,
Поцеловав землю, восстанем.
Видим, что общая молитва толп, связанных с харизматическим движением, сохранила характер в общем объективный, ясный, образный. Это весьма далеко от некоторых таинственных явлений Святого Духа в коринфской общине во времена апостола Павла. Исключение составляют некоторые молитвы движения Аллилуйя.
Конечно, молитва направляемая прекурсором этой духовности, о которой говорит Салимбене, сохранила объективный характер. Брат Бенедикт де Корнетт, когда при помощи корнета, на котором выдавал попеременно то «страшные завывания», то нежные тона, собрал вокруг своих постоянных спутников огромную толпу, начинал молитвы троекратным призыванием Отца, Сына и Святого Духа, которые подхватывала вся толпа. Потом звучало троекратное «Аллилуйя», также подхватываемое толпой, и проповедь, которая призывала прославлять Бога. В завершении читали приветствие Марии, украшенное различными рифмами:
Ave Maria – clemens et pia,
Gratia plena – Virgo serena,
Dominus tecum – et tu mane mecum,
Benedicta tu in mulieribus - quae peperisti pacem hominibus, и т.д.
Кажется, однако, что Салимбене вспоминает также о менее объективных средствах выражения молитвы. Что, например должны означать эти voces Dei et non hominis (голоса Бога, а не людские), которые пели идущие в процессии толпы? Эти «хвалебные песнопения, которые нельзя было сдержать, ибо были упоены любовью Божьей»? Наконец, какую же форму экспрессии использовали верные, соревнующиеся в прославлении Бога, что предполагает хронист: «Блаженны те, кто мог еще более хвалить и прославлять Бога», как бы упоенные «вином Духа Божьего»? Кажется, что в движении Аллилуйя в Италии мы имеем дело с настоящей молитвой общинной, харизматической молитвой.
В конце концов, практика неустанного и публичного повторения определенных громких молитв, будь то во время набожных практик движения Аллилуйя, будь то в движениях мира, или же в обрядах самобичевания, доказывает также нечто иное. Легко определить, что могла она вести к групповой экзальтации, в границы «иного состояния», когда человек отождествлённый с толпой и одержимый ее бредом уже не принадлежал самому себе. Тем не менее, однако, разве простота краткого молитвенного воззвания, лежащего в основе этих практик, не решает об их объективности? Или же, по отношению к столь экстремальным случаям, ни имели бы мы отвагу говорить о харизматической молитве? Посмотрим на это с другой стороны, рассматривая некоторые аспекты средневековой созерцательной молитвы.
Отправить комментарий