Из книги блаженного Генриха Сузо «Жизнь» (Vita), II. Глава 36.
Однажды, когда Слуга прибыл в Тёсс, чтобы встретиться со своей прикованной к постели духовной дочерью, она попросила его, чтобы он рассказал ей о делах Божьих что-нибудь не слишком тяжкое, но несущее радость благочестивому сердцу. Поэтому он решил рассказать ей о некоторых своих детских практиках благочестия. И так сказал:
Когда в свои молодые годы Слуга был еще полон детского энтузиазма, долгое время такой имел обычай: сразу после кровопускания, становился под крестом, обращался к всемилостивому Богу, простирал к Нему раненную руку и с сердечным вздохом говорил: «Ах, Ты мой Друг сердечный, помнишь ведь о таком обычае, когда влюбленные после кровопускания приходят друг к другу, уверенные в том, что это обеспечит им добрую кровь. Знаешь ведь, дорогой Господи, что Ты – моя единственная любовь; поэтому я прихожу к Тебе и прошу, чтоб Ты благословил мою рану и дал мне добрую кровь».
В то самое время молодости, когда кожа на его лице еще была свежей и румяной, побрив тонзуру, он шел к своему прекрасному Господу и говорил: «Ах, милостивый Господи, если бы мои уста и все тело были бы такими розовыми как все алые розы, Твой Слуга хотел бы сохранить их для Тебя единого и не дал бы их никому другому. И хотя Ты взираешь только на сердце и не обращаешь внимания на внешнюю сторону, мое сердце жертвует Тебе, всемилостивый Господи, этот довод любви, как знак того, что к Тебе единому я прихожу и ни к кому иному не обращаюсь. Когда он надевал новое облачение или плащ, сначала приходил на то место, где он часто пребывал и просил небесного Господа, которого благодарил за эту ризу, чтоб в ней ему сопутствовало счастье и спасение, а также чтобы пользовался нею согласно с Его возлюбленной волей.
В свои молодые года еще такой он имел обычай: когда приближалось прекрасное лето, и появлялись первые нежные цветы, он старался не срывать их и даже не касаться, перед тем как первые из них не приносил своей духовной Подруге, нежной, подобной цветам, Деве роз, Богородице. Когда он считал, что пришло уже нужное время, исполненный самых сердечных мыслей, он срывал их, приносил в келью, сплетал из них венок и шел в хор или в часовню Богородицы, смиренно становился на колени перед всемилостивой Госпожой и возлагал его на Её статую, представляя, что Она – прекраснейший цветок лета и наслаждение его юношеского сердца, не откажет принять первые цветы от своего Слуги.
Когда однажды он увенчал, таким образом, прекрасную Деву, в видении узрел отверстые небеса и входящих и сходящих ангелов, облаченных в светлые ризы. Услышал также, как в небесном замке хоры небожителей пели самые прекрасные из тех, что он когда-либо слышал, песни. Особенно его внимание привлекла песнь о Пресвятой Матери; звучала она так сладостно, что он избытка наслаждения расплылась его душа. Была она подобна секвенции, которая поется в Её честь в день Всех Святых: Ilic regina virginum transcendens culmen ordinum (Вот Царица дев, вознесенная превыше хоров ангельских)*. Песнь эта говорит, что пречистая Царица славой и достоинством превосходит все ангельские хора. Слуга присоединился к пению небожителей. Это видение оставило в его душе четко воспринимаемый вкус неба и живую тоску о Боге.
Однажды, в начале мая, по своему обычаю, с огромным благочестием, он возложил на голову своей возлюбленной небесной Госпоже венок из роз. Поскольку как раз он откуда-то вернулся, этим утром был очень уставшим, и, желая удовлетворить потребность во сне, решил отказаться от приветствия Пресвятой Девы, как обычно это делал в это раннее время. Когда пришел время, когда он обычно вставал, показалось ему, что он находится в небесном хоре. Пели там Magnificat в честь Богородицы. Только лишь пение прозвучало, Пресвятая Дева подошла ближе и попросила его, чтоб начал стих O vernalis rosula, что значит: «О, изящная, весенняя розочка». Он задумался над тем, что Она имеет в виду, но хотел оказать Ей послушание, поэтому радостным сердцем запел: O vernalis rosula. В этот же момент трое или четверо стоявших в хоре юношей с небесного двора подхватили песнь и запели вместе с ним, потом присоединилась другая группа и все состязались друг с другом в пении. А пели с таким жаром, их голоса неслись так сладостно, как будто все струны зазвучали одним аккордом. Его смертная природа не могла далее выносить эти необычные звуки, и он пришел в себя.
На следующий день после торжества Успения Пресвятой Девы Марии он снова пережил огромную радость на небесном дворе. Не хотели допустить туда никого, кто приходил недостойным. Слуга очень хотел войти, но появился какой-то юноша, взял его за руку и сказал: «Друг, теперь ты не будешь впущен, останься снаружи. Тяготеют на тебе вины и сначала ты должен искупить свои грехи, только потом сможешь слушать небесные пения». После этого извилистая тропинка привела его в какое-то зловещее, пустое и печальное подземелье. Он не мог там передвигаться, чувствовал себя как скованный пленник, лежащий на месте, откуда не видно ни солнца, ни луны. Это мучило его, поэтому он начал вздыхать и жаловаться на свое заключение. Вскоре после этого появился юноша и спросил, как он себя чувствует. Он ответил: «Ужасно, ужасно»! На это юноша: «Знай, что всевышняя Царица небес гневается сейчас на тебя за грех, по причине которого ты тут закрыт». Слуга не на шутку испугался и закричал: «Ах, горе мне несчастному! Чем же я Ее оскорбил?» Он ответил: «Гневается за то, что ты так неохотно говоришь о Ней проповеди в Ее праздники, а вчера не послушался настоятелей, которые попросили тебя прочитать проповедь в Ее большое торжество».
Он сказал: «Ах, друг мой и господин, видишь, кажется мне, что Она достойна наивысшей славы, я же чувствую себя слишком малым, чтобы выполнить это задание; уступаю эту честь старшим и более достойным, ибо кажется мне, что они смогут говорить о Ней прекрасней, чем я, бедный». На это ответил юноша: «Знай, что Она любит тебя слушать и Ей будет мило твое служение. Поэтому не сопротивляйся более»! Слуга разрыдался и сказал юноше: «Ах, дорогой юноша, испроси для меня прощение у пречистой Матери, ибо даю тебе мое верное слово, что более это не повторится». Юноша улыбнулся, утешил его доброжелательно, и, выводя его из тюрьмы домой, сказал: «Выражение благости на лице Царицы небес и слова, которые Она о тебе сказала стали для меня доводом того, что уже перестала на тебя гневаться, и что всегда будет оказывать тебе свою материнскую верность».
Когда он выходил из кельи или возвращался в нее, имел привычку проходить через хор перед Пресвятыми Дарами, поскольку думал так: если кто-либо отправляется в дорогу, зная, что где-то по пути живет его близкий друг, он обязательно сделает крюк, чтоб зайти к нему на сердечный разговор.
Некто просил Бога устроить ему карнавальный ужин, поскольку не хотел принимать этого от творений. В восхищении показалось ему, что стал пред ним возлюбленный Христос, таким, каким Он был в возрасте тридцати лет. Тот подумал, что Он пришел затем, чтобы исполнить его желание и устроить для него небесный ужин. Он взял кубок наполненный вином и подал поочередно трем лицам, которые также сели за стол. Первый, обессилив, упал на скамью, второй тоже немного ослабел, на третьего же это никак не повлияло. Так пояснили ему различие между начинающим, развивающимся и совершенным – то, как каждый из них по-другому ведет себя, когда вкушает Божественную сладость.
Этим Божественным рассказом (а было их больше), закончились их разговоры. Духовная дочерь все это тайно записала и отослала в некое место, с просьбой, чтобы ее записи закрыть в шкатулку и сохранить в тайнике. Однажды к сестре, которая их хранила, пришла другая благочестивая сестра т так сказала: «О, дорогая сестра, что же это за Божественные чудеса ты прячешь в своей шкатулке? Слушай, этой ночью я увидела во сне стоящего возле твоей шкатулки молодого юношу небесного вида. В руках он держал сладостный инструмент, называемый ребаб**, и играл на нем небесные мелодии, настолько увлекательные, что на всех нисходила с них духовная радость и мир. Вынь, прошу тебя, то, что ты тут замкнула, чтобы мы также могли это прочитать. Сестра, однако, хранила молчание и не хотела ничего ей на эту тему сказать, поскольку ей это было запрещено.
* Стих из секвенции Адама из аббатства св. Виктора, который некогда пели в литургии Всех Святых.
** Трехструнный смычковый инструмент арабского происхождения.
Перевод: о. Ириней Погорельцев ОР
Отправить комментарий