Из книги «Житие святой Екатерины Сиенской» блаженного Раймонда Капуанского, её исповедника. Часть III. Глава 1d.
По новому предписанию от человека, данного мне Понтификом в спутники, я направился в Геную и написал Понтифику о случившемся со мною, спросив, что он повелит мне далее делать. А он повелел, чтобы я остался там и проповедовал крестовый поход против раскольников. По этому-то случаю моё возвращение и задержалось, а между тем святая дева благополучно завершила свой жизненный путь, удостоившись (как будет показано ниже) венца дивного мученичества. По указанной причине я со своей стороны не могу предоставить очного свидетельства о том, что произошло позднее, а то, о чём напишу, либо узнал из её писем, которые она мне часто присылала раз в пору между [моим отъездом и её кончиной], рассказывая, что с ней происходит; либо услышал от людей обоих полов, постоянно находившихся при ней до самого её исхода, а после оного видевших знамения великие, кои Всевышний явил чрез Свою невесту; либо нашёл в записях некоторых из её наиболее разумных духовных чад, в которых на латыни, а также на народном наречии сообщается ряд замечательных сведений, достойных того, что все с ними ознакомились.
Однако во избежание впечатления, будто, ссылаясь на свидетелей вообще, я пытаюсь отвести читателю глаза, перечислю здесь их по именам, дабы вера не относилась ко мне, а к ним как к более достойным, ведь я знаю, что они куда более совершенно подражали ей в её святых деяниях, а потому совершеннее её деяния понимали. Начну же перечень с имён женских, потому что они находились при ней больше времени.
Алессия Сиенская, сестра Покаяния бл. Доминика, которая, хотя и позже иных стала ученицею Екатерины, была (на мой взгляд) первой в совершенствовании добродетелей. Рано лишившись знатного и учёного мужа, сия молодая вдова тут же презрела плотские и мирские удовольствия и так горячо привязалась к святой деве, что, приняв хабит её сообщества, ни за что не хотела отлучаться от неё. Посему, отказавшись от всего, чем прежде владела, и раздав по совету святой девы всё нищим, она стала в подражание своей наставнице сокрушать плоть свою постами, бдениями и прочими тяготами, предаваться постоянной молитве и созерцанию. В сих подвигах она была так постоянна и столь усердна, что (если я не слишком ошибаюсь) сама преподобная дева, открыв ей в конце жизни своей все тайны, изволила, чтобы после преставления её сёстры поставили упомянутую Алессию на её место и подражали ей. И при первом моём возвращении в Город я застал её живой и получил от неё много сведений, но спустя краткое время она преставилась на небеса, последовав за той, кого так горячо любила в Господе. И это был первый источник сведений о том, что произошло в моё отсутствие.
Вторая звалась Франческой Сиенской. Душа у нее была преблагоговейная, соединённая сердечной любовью к Богу и к святой сей деве. Посему оная Франческа сразу по смерти мужа приняла хабит, которое носила святая дева, а троих сыновей, прижитых с упомянутым мужем, отдала на служение Богу в Орден Проповедников и прежде, чем сама умерла, всех их проводила на небеса, чему я свидетель, ибо мне точно известно, что они похвально закончили свою жизнь во время чумы не без чудесного вмешательства Всевышнего по молитвам Екатерины, о чём я говорил во второй части этого труда, в главе о чудесах исцеления душ. Сия Франческа ненамного пережила Алессию, но от неё я наряду с другими получил много сведений.
Зато доселе ходит по земле третья сподвижница святой девы, которую зовут Лиза, весьма известная в городе, особенно же среди жителей своего квартала. От похвал ей я воздержусь, поскольку она жива, а также потому, что она была также женой брата оной девы, из-за чего, может быть, неверующие поставят её свидетельство под сомнение, хотя я знал её, как человека всегда и во всём правдивого.
Кроме того, после её кончины я нашёл множество мужей, присутствовавших при её преставлении, но пока назову только четырёх – тех, кто, по моим сведениям, отмечен выдающимися добродетелями. Хотя двое из них уже последовали за нею на небеса, ещё двое живы, и каждого из них я ради неверующих назову и опишу особо.
И первым из них был, конечно, Санти – «святой» по имени и на самом деле, – за что мы и назвали его братом Санти. Он, родом из Терамо, оставив ради Бога родителей и родину, пришёл в Сиену, где в течение тридцати лет или более (если не ошибаюсь) вёл житие отшельническое, неукоризненно всегда следуя советам грамотных и благоговейных иноков. На старости лет найдя сию драгоценную жемчужину, сиречь деву Екатерину, он оставил тишину своей кельи и прежний образ жизни, чтобы принести полезу не только себе, но и другим, и последовал за нею – прежде всего из-за знамений и чудес, которые каждый день происходили как с ним, так и с другими. При этом он утверждал, что куда больший покой душевный и утешение, а также преуспеяние в добродетелях он обрёл, следуя за нею и слушая её учение, нежели за всё время уединения в келье. Особенно же он преуспел в терпении, ибо непрестанно страдал неким сердечным недугом немощью, весьма тяготившим его, и научился от преподобной девы переносить его не только терпеливо, но и радостно, за что благодарил Всевышнего. От него я получил много сведений о том, что произошло в моё отсутствие. Но вскоре после того, во время моего очередного отъезда, он последовал за наставницею своей на небеса.
Вторым был некто по имени Бардуччо – летами юный, добронравием старый, флорентиец по происхождению, но украшенный (по моему мнению) всеми цветами добродетели. Он, покинув родителей, братьев и родину свою, последовал за преподобною девой в Город и оставался при ней до кончины. Его, как мне стало известно впоследствии, оная святая дева любила нежнее прочих; и думаю, что за чистоту его (насколько могу судить) девственную; посему неудивительно, если дева любила девственника. При преставлении из сего мира святая дева повелела ему держаться за меня и вести жизнь под моим руководством моему расположению, причём, думаю, она повелела ему так потому, что знала: недолго он пробудет в теле. Ведь вскоре после кончины девы Бардуччо заболел недугом, который врачи называют чахоткой, и, хотя порой казалось, что он выздоравливает, в конце концов он от неё умер. Боясь же, как бы римский воздух не повредил ему, я отправил его в Сиену, где через короткое время он преселился ко Христу. Причём те, кто присутствовал при его преставлении, свидетельствуют, что, когда он находился на последнем издыхании, при взгляде вверх на его милом лице появилась улыбка, и так, радостно улыбаясь, он и испустил дух; и даже потом на мёртвом теле его были заметны следы радостной улыбки. А было это, как я считаю, вызвано тем, что в миг кончины он увидел ту, кого любил в сей жизни истинной сердечной любовью: как облеченная великолепием встречает она его с радостью.
От него я тоже получил некоторые сведения о том, что произошло в моё отсутствие; и ради великих добродетелей, которые я знал за ним на опыте, доверяю сказанному им, как если бы видел это сам.
Третьим из них был и остается некий юноша из Сиены, по имени Стефан деи Макони, о котором я упоминал выше и кого не буду особо хвалить, потому как он всё ещё продолжает путь земной жизни, на котором никого хвалить не безопасно. Но чтобы дать о нём хоть приблизительное представление, [скажу], что он был одним из писарей преподобной девы, который написал часть и писем, которые она диктовала, и книги, которую она составила; и так привязался он к ней, что, оставив и родителей, и трёх братьев, а заодно и собственную родину, он следовал за девой, куда бы та ни пошла (ср. Вульг. Мф. 8:19). Ему-то оная дева перед кончиной своей, призвав его, и молвила:
- Сыне, воля Божия в том, чтобы ты, полностью оставив мир, вступил в Картезианский Орден.
Верный же сын, благоговейно приняв сей завет, исполнил его в совершенстве. Однако с ходом событий выяснилось и с каждым днём становится всё яснее, что оное повеление исходило из уст Всевышнего, ибо никак не припомню, чтобы я видел или слышал о том, как какой-нибудь новичок в каком-либо Ордене так замечательно преуспевал в добродетелях. Ибо же вскоре после принесения обетов он стал приором и так себя на этой должности проявил, что впоследствии так и не лишался её, и в настоящее время служит в Милане приором, а заодно – визитатором многих обителей своего Ордена, и пользуется при этом доброй славой повсюду.
Он сделал некоторые заметки и записи о том, что происходило при кончине святой девы, и мне о том в подробностях поведал устно. Также он был свидетелем почти всего, [что описывается] в её «Житии», так что я могу сказать подобно евангелисту Иоанну: «Он знает, что говорит истину» (Ин. 19:35). Сиречь он, Стефан Картезианец знает, что истину говорит Раймонд Доминиканец, который, несмотря на отсутствие каких-либо заслуг и достоинств, составил сие «Житие».
Четвертым и последним из вышеупомянутых мужей, от которых я получил свои сведения, мне, был и является Нерий или Райнерий де Палья из Сиены, сын покойного Ландоччо. После преставления святой девы он начал отшельническую жизнь, каковую и в настоящее время ведёт. Вместе с вышеупомянутыми Стефаном и Бардуччо он был писарем как писем Екатерины, так и книги её, но [важнее всего то, что] он прежде прочих последовал за невестой Христовой, оставив отца своего, который был тогда жив, да всех своих родственников, и поскольку он долгое время наблюдал добродетельные деяния благой девы, то я и привожу его имя как одного из свидетелей [правдивости сведений, изложенных] в этом «Житии» наряду с упомянутым братом Стефаном Картезианцем.
Сии мужи и жёны устно и письменно осведомили меня о том, что произошло в моё отсутствие как до, так и во время кончины сей преподобной девы, о которой ведётся речь.
Итак, дражайший читатель, заручившись пред тобой ручательствами достоверности предстоящего повествования, положим конец сей первой главе.
Перевод: Перевод: Константин Чарухин
Отправить комментарий