Из книги о. Томаша Галушки, «Инквизитор тоже человек». Часть II. Рассказы. Доминиканская криминология, 9.
Сцена первая: ряды стеллажей, стопки бумаг, развешанные листы пергамента, длинные коридоры, тысячи клопов, пыль, полоски бледного света, видимые в поднимающейся пыли, скрипящий пол и пульсирующая флуоресцентная лампа. Между стеллажами, в полумраке, фигура со стремянкой в руке и блеском в глазу. Это – готовый к битве рыцарь библиотеки и архива. Библиотекатор.
Так бы мог начинаться триллер доминиканского производства на библиотечно-драматическую тему, в котором режиссер раскрыл бы самые глубокие травмы читателей: пробуждал воспоминания о невозвращенных книгах и заблокированной библиотечной учетной записи, а также разоблачал виновников незаживающих ранений: вырезающих или вырывающих страницы, портящих и теряющих книги. Тема очень серьезная, поскольку и доминиканские библиотеки – это нечто большее, чем просто полки и богатые каталоги.
Доминиканцев и библиотеки соединяет некая интимная, эмоциональная, генетически унаследованная связь. Очевидно, что восприняли мы её от отца, то есть от Доминика, который прежде чем основал свой орден, долгие ночи просиживал в библиотеке каноников в Осме. В конце концов, он был её главным библиотекарем. Еще при жизни, во время первого генерального капитула в 1220 году, он постарался, чтобы в книге конституций нашли свое место распоряжения, обязывающие братьев особенно заботиться о книгах. Наказанием за порчу книги или даже за пользование ею без согласия других братьев была дисциплина (то есть бичевание) и прочтение нескольких псалмов. Касательно продолжительности такой терапии решение настоятель монастыря.
Но эти дисциплинарные средства св. Доминика оказались слишком мягкими для многих хитрых доминиканцев, которые ради книг были способны на многое (сразу замечу, что библиотечные преступления случались скорее среди наших братьев из Западной Европы). Поэтому в вопросах касающихся монастырских библиотек очередные генеральные магистры многое прибавили, договорили, уточнили, пояснили и… устрашили.
Определенно, большое влияние на братьев оказал пятый Магистр Ордена Проповедников, Гумберт Романский (1254-1263). В своем трактате De vita regulari он между прочим писал: «Можно выносить книги из библиотеки, как в школу, так и в келью, только с согласия магистра студентов. В таких ситуациях следует записать, кто и что берет. Запись аннулируется при возвращении книги. (…) Если бы, однако случилось так, что было бы удобней, чтобы книга переходила из рук в руки, следует это записать, чтобы запомнить или взять залог и старательно проследить, чтобы книга в нужное время вернулась на свое место».
В свою очередь, в 1308 году генеральный капитул в Падуе занялся рассмотрением весьма особенного и интересного вопроса. А именно, возникла проблема полноты власти приора относительно монастырского книгохранилища. Так как бывали случаи, что настоятели продавали книги или легкомысленно давали их кому-то вне монастыря и даже ордена. Капитул решил этот вопрос следующим образом: ни приор, ни какой бы то ни было иной член конвента не имеет права самовольно продавать или давать взаймы какую бы то ни было книгу из общей библиотеки. Для порядка это постановление подкрепили соответствующими наказаниями, в том числе дисциплинарным смещением с занимаемой должности. В доминиканском монастыре книгохранилище должно было быть неприкосновенным, что несколькими годами позже, в 1323 году, подтвердил генеральный капитул в Барселоне.
Следует еще упомянуть, что акты капитулов не упоминают никаких конкретных заглавий или авторов, которых упомянутые правила должны бы были касаться – речь всегда идет обо всех книгах, находящихся в библиотеке. Особенное отношение было только к творениям Фомы Аквинского. На капитуле в Болонье, в 1315 году подчеркивали, что творения его авторства, из-за особенной ценности для образования молодых доминиканцев, нельзя вообще ни продавать, ни давать взаймы. Конечно, на практике, как работы Фомы, так и другие книги часто меняли владельцев.
Если речь идет о библиотеках польских доминиканцев, то в Собрании формул четырнадцатого века, которое находится в нашем краковском архиве, мы находим целых шесть формуляров, регулирующих вопросы владения книгами на территории польской провинции доминиканцев. Согласно таковым братья могли получить специальное согласие провинциала на наследование и владение книг, а также на передачу их в завещании другому брату, причем в случае смерти, как одной, так и другой стороны договора, книги возвращались в употребление монастыря первого из братьев.
Правил было намного больше. Магистры писали, капитулы распоряжались, а главным исполнителем этих постановлений был брат библиотекарь – солдат передовой линии фронта, который доставал оружие и боролся с противниками намного более грозными и более коварными, чем катары в Лангедоке или вальденсы в Ломбардии, то есть… с непослушными доминиканскими читателями.
Отправить комментарий