Из книги о. Томаша Галушки, «Инквизитор тоже человек». Часть II. Рассказы. О св. Доминике с другой стороны, 2.
Доминик, глубоко тронутый, смотрел в глаза папы. Встал, поцеловал перстень Рыбака и принял знак мира, сначала от самого папы, потом от всех восемнадцати кардиналов. Кардинал Уголино, по-братски обнимая его, прошептал: «Мир тебе, отче Доминик. Это только начало. Начало» .
В четверг в Риме выпал первый снег. Солнце с трудом проникало сквозь толстые витражи в окнах старинного латеранского дворца. Луч красно-голубого свечения извлекал из полутени фигуру старого человека. Это был избранный неполные два месяца назад папа Гонорий III. Закутанный в грубые медвежьи меха (подарок епископа Викентия Кадлубка из далекой ecclesia cracoviensis), он держал в руках развернутый лист пергамента, старательно и необычайно торжественно исписанный. Папа вчитывался в него очень внимательно. Наконец закончил.
«Хорошо, пусть так и останется» - произнес он достаточно громко, как будто бы он сам ждал папского подтверждения собственного решения. Стоящий рядом писарь папского скриптория вздохнул с облегчением. Достойное собрание достопочтенных наблюдателей всколыхнулось, поправило свои зимние плащи и множественные золотые перстни на кардинальских пальцах. Один из присутствующих, кардинал Уголино, склонился в сторону нотариуса, будущего епископа Модены Вильгельма, и обменялся с ним несколькими короткими замечаниями. На их лицах просматривалось явное удивление.
Папа на мгновение заколебался, но попросил перо, обмакнул его в черных чернилах и осторожно, дрожащей рукой, поставил в соответствующем месте (называемым «rota»), небольшой равносторонний крестик. Подобным образом подписались восемнадцать собравшихся в папских покоях кардиналов. Еще только подпись нотариуса и документ снова вернулся в руки Гонория III. Тот многозначительно взглянул на выделяющегося на фоне пурпуроносцев и высших сановников Курии кастильского каноника, закутанного в черный шерстяной плащ и одетого в простую белую тунику, препоясанную кожаным ремнем, подходящим более членам рыцарских орденов, чем каноникам. Гонорий знал его очень хорошо – имя ему было Доминик.
Приглашающим жестом он дал знать, чтобы Доминик приблизился к нему. Тот подошел и преклонил колени возле него – так близко, что даже почувствовал физическое тепло, которое излучала его особа. А может быть, это были просто эмоции? Папа – к удивлению папского вице-канцлера – склонился над пергаментом и начал читать самостоятельно, делая после каждого слова характерные краткие интервалы:
- «Гонорий III, раб рабов Божьих (…)Religiosam vitam elegentibus (…), Тем, которые выбирают монашескую жизнь, Апостольский Престол всегда оказывает поддержку».
Доминик слушал, и было видно, что пытается запомнить каждое слово. Постепенно он осознавал, что в этот четверг, в одиннадцатые календы декабря он действительно умирает как каноник, сын капитула в далекой Осме. И начинает новый этап жизни, рождаясь в качестве отца нового предприятия, которого до конца не понимает, и судьбу которого он не в состоянии предугадать. Первый фундамент уже был положен: материнский монастырь у св. Романа в Тулузе, есть группа активистов, которые читают устав св. Августина и живут согласно обычаям премонстрантов, и вот теперь – это торжественное подтверждение со стороны папы. Благодарение Богу!
Голос Гонория набирал все более торжественное звучание: «(…) чтобы обрели награду вечного упокоения. Аминь. Аминь. Аминь». Гонорий закончил. Это воистину конец. Доминик, глубоко тронутый, смотрел в глаза папы. Встал, поцеловал папский anulus piscatoris (перстень Рыбака) и принял знак мира, сначала от самого папы, потом от всех восемнадцати кардиналов. Кардинал Уголино, по-братски обнимая его, прошептал: «Мир тебе, отче Доминик. Это только начало. Начало».
Около полудня Доминик оставил стены папского дворца и поспешил в направлении любимой базилики св. Сабины. Достаточно долгая прогулка, чтобы подумать над несколькими вопросами и спокойно помолиться. Все время он держал руку на боковом кармане туники, где находилось его наибольшее сокровище.
Первый снег еще не успел связаться с римской землей и только ненавязчиво покрывал виллы и крыши церквей. Мир, однако, был уже другим, совсем другим, чем до сих пор.
Родились Доминиканцы.
Отправить комментарий