Из книги «Житие святой Екатерины Сиенской» блаженного Раймонда Капуанского, её исповедника. Часть II. Глава 4b.
В то время, как дева Христова ради Бога предавалась услужению нищим и болящим, в том же городе – в Сиене, часто здесь упоминаемой, – была некая сестра Покаяния св. Доминика, которая по обычаю своей родины пожертвовала дому милосердия как имущество своё, так самоё себя, а звали её Пальмериной. Хотя она связала себя двойным иноческим обетом, её странным и страшным образом удерживали узы дьявольские. Ибо, уязвляемая молчаливой завистью и гордыней, она зачала в сердце своём такую ненависть к преподобной сей деве и невесте Христовой, что ей не только тяжело было видеть Екатерину, но даже имени её она слышать не могла без сердечного смятения. Хулила её тайно и прилюдно, сколько могла, и, не будучи в силах насытиться хулой своей и злословием, выказывала все признаки предельной ненависти. Дева же, заметив сие, старалась так и эдак умилостивить гнев её смирением и кротостью, но та всячески презирала смирение.
Посему дева Господня была вынуждена уставом святого рвения [о спасении душ] прибегнуть к помощи Жениха своего и вознести к Богу особые молитвы за врага своего, что, творя, она, несомненно, собирала, по апостольскому речение, горящие угли ей на голову (ср. Рим. 12:20), ведь молитвы оные, словно огонь взвихрённый, возносились ко Господу и требовали милости и суда. Ибо, хотя раба Христова просила только милости к своей хулительнице, без суда не должно было свершиться милосердию, поскольку Тому, кого она молила, воспевается милость и суд (ср. Пс. 100:1).
Поэтому свершил Господь великий суд, но, судя, оказал по молитвам невесты Своей гораздо большую милость. Ибо сначала Он поразил тело вышеупомянутой Пальмерины, чтобы она могла исцелиться душой. Но посредством суда сего явил Он, насколько жёстко было упрямство [оной сестры] и насколько нежна любовь, каковою Он наделил невесту Свою; сверх того, Он умножил в деве ревность о душах, показав неоценимую красоту оной душе, уже было осужденной за прегрешения свои, но чудом спасенной по заступничеству и молитвам девы. Ибо же когда поразил Пальмерину телесный недуг, язва душевная от этого не излечилась; более того, в какой-то мере ещё углубилась, и ненависть, которую она беспричинно питала к преподобной деве, показывала, что [душою] она скорее больна, чем здорова. Обнаружив сие, Екатерина старалась смягчить её суровость проявлениями смирения и кротости. Ибо она часто и смиренно посещала её и изо всех сил старалась утешить свою преследовательницу словами и делами, исполненными любви. Но та, отвердев в душе хуже скалы и не поддаваясь ни словам, ни знакам заботливой милости, по испорченности ума своего гнушалась всеми попытками девы, а в приступе ярости даже велела выгнать её из дома своего. Видя сие, Судия справедливейший так отягчил руку Своей справедливости на противницу милости, что она, вдруг почти совсем лишившись телесных сил и, не подкреплённая спасительными таинствами, оказалась на краю жалкой гибели как плоти, так и духа (utriusque hominis).
Далее, когда все сие дошло до ведома преподобной девы, она тотчас заперлась в своей комнате и принялась усердно донимать слух Жениха своего пречастыми молитвами о том, чтобы не погибла из-за неё душа оная. Ибо вопрошала она в сердце, как сама втайне мне потом призналась, таковыми словами:
- Неужто, Господи, на роду мне написано такое несчастье, чтобы из-за меня душа, по образу Твоему сотворённая, предана была нескончаемому огню? Или, быть может, Ты готов попустить, чтобы для сестры моей, для которой я должна была стать орудием вечного спасения, оказалась поводом для вечного проклятия? Да не отступит пред лицом множества милостей Твоих сей ужасный суд, да удалится в виду вечной благости Твоей столь горестное попущение. Лучше было бы мне было, пожалуй, не родиться, чем допустить, чтобы я послужила хоть в какой-то мере причиною осуждения души, искупленной Твоею кровью (ср. Мф. 26:24). О, несчастная я! Где те обещания, что Ты дал мне по щедроте Своей, когда предсказывал, что я, согласно устремлению моему, принесу обильный плод во спасение душ ближних? Неужто сие и есть плоды спасения, Тобою через меня, орудие Твоё, произведённые, что сестра моя погибнет из-за меня навеки? И хотя я не сомневаюсь, что сие всё происходит и творится не иначе как по грехам моим, и не достойна я обрести никакого иного плода от моих дел, всё равно не престану искать милостей Твоих вечных, не престану взывать к благости Твоей бесконечной, пока зло, которое я заслужила, не обратится в добро, а сестра моя не будет избавлена от вечной смерти.
Когда дева святая сие и сему подобное в молитве своей скорее сердцем, чем устами, произнесла, ей, дабы сильнее воспламенить её состраданием к оной гибнущей душе, было свыше явлено несчастье и бедствие, постигшие душу ту бедненькую. И когда дан был ей ответ от вечного Жениха, что справедливость Его не может потерпеть, чтобы осталась без наказания столь ожесточенная и злонамеренная ненависть, тогда дева, душой и телом простершись в молитве, сказала:
- Господи мой, я ни в жизнь не сойду с сего места, доколе Ты во исполнение просьбы моей не явишь мне милость к сестре моей. Накажи меня за грех её, каков бы он ни был, ибо я причина зла её, я должна быть наказана, а не она. - И прибавила - Всей благостью Твоею и милосердием заклинаю Тебя, всемилостивый Господи, не допусти, чтобы душа сестры моей оставила тело, пока не примет благодать Твою и не обретёт вместе с нею Твою милость.
Короче говоря, столь действенна оказалась молитва сия, что душа оная не могла покинуть тела, три дня и столько же ночей пребывала в борении. Дивились и сострадали ей все, кто знал её, и с изумлением взирали на то, как долги её предсмертные муки; но преподобная дева всё это время продолжала молитву свою – и (так сказать) победила Непобедимого, и Всесильного связала смиренным плачем. Посему Господь, как бы не в силах более сопротивляться, свет Свой ниспослав свыше, милосердно просветил душу ту, в борении пребывавшую, побудил её к признанию вины и спасительному сокрушению обо оной. Поскольку же дева преподобная познала сие из откровения, то тотчас же пришла домой к сей [умирающей], которая, увидев её, знаками, как могла, выказал радость и почтение той, кого прежде страшилась, а свою вину звуками и мановениями осудила – и так, прияв таинства, преставилась от тела.
После же отшествия её Господь явил Невесте своей душу ту спасённою и такою прекрасной, что, как Екатерина сама мне потом признавалась, красу сию не выразить никакими словами, хотя она ещё не была облечена славою блаженного видения; но явил Он только красу, каковой она была облечена от творения и по благодати крещения. И сказал Господь:
- Вот, вселюбезная дщерь, благодаря тебе вновь обрёл Я эту потерянную было душу. - И при этом добавил - Разве она не кажется тебе прекрасной и великолепной? И кто бы пожалел сил, чтобы приобрести столь прекрасное творение? Если уж Я, высшая Красота, от которой всякая иная красота происходит, так был пленён любовью к красоте душ, что пожелал спуститься на землю и пролить собственную кровь, чтобы искупить их, то насколько больше вы должны трудиться друг для друга, чтобы столь прекрасное творение не погибло? Ради того Я и показал тебе душу сию, чтобы ты ещё сильнее воспылала желанием добиваться спасения для всех душ, да и других привести к тому же в меру данной тебе благодати.
А она, возблагодарив Жениха пренебесного, от всего сердца смиренно попросила, дабы изволил Он даровать её такую благодать, чтобы в дальнейшем она всегда видела красоту всех тех душ, с коими имеет общение, и тех, кто приходит к ней, и благодаря сему сильнее пылала желанием помочь их спасению. На что изъявив согласие, Господь, молвил:
- За то, что, презрев плоть, ты всецело прилепилась ко Мне, Кто есть вышний дух (ср. Кор. 3:17), да о спасении души оной так усердно и плодотворно молилась, вот, дарую душе твоей свет, коим ты сможешь взирать на красоту и безобразие душ, предстающих пред тобою, благодаря чему душевные чувства твои будут воспринимать состояния духа [человеческого] так же, как телесные чувства воспринимают состояния тел; причём не только тех, кто рядом с тобою, но также всех тех, о спасении кого ты будешь ревновать и за кого будешь горячо молиться – пускай даже они никогда не представали твоим телесным чувствам и не предстанут.
Благодать сего дара оказалась так действенна и постоянна, что с того часа, когда кто-нибудь приходил к Екатерине, она более ясно воспринимала действия и качества их душ, нежели тел.
Поэтому, когда я однажды поведал ей втайне, что некоторые ропщут, видя, сколь многие обоего пола преклоняют колени перед нею, не встречая с её стороны запрета, она ответила:
- Знает Господь, что телесные движения тех, кто меня окружает, я почти не воспринимаю, ибо так занята созерцанием самих душ, что тел совсем не замечаю.
На что я ей:
- Ты взираешь в их души?
А она:
- Отче, под [условием тайны] исповеди открою вам, что после того, как Спаситель мой был так добр ко мне, что некую душу, уже обречённую своими прегрешениями на огонь вечный, по настойчивым молитвам моим исторг из бездны вечного осуждения, а затем показал мне её красоту, почти никогда не бывало такого, чтобы явился ко мне кто-нибудь, а я бы не увидела его душевного состояния. - И прибавила - Ох, Отче мой, если бы вы увидели красоту души разумной, то, не сомневаюсь, при малейшей возможности сто раз претерпели бы смерть телесную ради спасение единственной души; ибо нет ничего в этом чувственном мире, что можно сравнить с красотою её.
Услыхав же сие, я попросил её рассказать мне историю по порядку – и тогда она последовательно изложила мне всё, что я написал выше, хотя грех, который совершила против неё сестра оная, Екатерина изложила вкратце и смягчённо. Однако я сам впоследствии выяснил, насколько тяжким было прегрешение её, от нескольких достойных веры сестёр, знавших ту и другую.
Кроме того, для большего подтверждения сказанного, вспомнилось мне, что я несколько раз был переводчиком для блаженной памяти Владыки Григория XI, Верховного понтифика, и сей преподобной девы, о которой идёт речь, ибо она не понимала по-латыни, а Верховный понтифик не знал итальянского языка. Во время переводимого мною разговора с ним преподобная дева посетовала, что в Римской курии, где должен был явиться рай добродетелей небесных, она столкнулась со смрадом адских пороков. Услышав сие, Понтифик спросил меня, сколько времени прошло с тех пор, как она прибыла в Курию, и когда уразумел, что довольно мало, возразил:
- Как же ты смогла ознакомиться с нравами Римской курии всего в несколько дней?
Тогда она, выпрямившись и отпрянув, отчего осанка её внезапно приобрела некую даже величественность, что было прямо воочию заметно, разразилась таковою речью:
- К чести Всемогущего Бога осмелюсь сказать, что, находясь в моем родном городе, я острее чуяла зловоние грехов, совершаемых в Римской курии, нежели могли бы почуять сами те, кто их совершал и ежедневно совершает.
На это Понтифик промолчал, ну а я, ошеломлённый, глубоко призадумался и чётко запомнил, с какой духовной силою были произнесены слова сии в присутствии столь великого Понтифика.
Кроме того, часто случалось (как со мной, так и с другими, кто сопровождал её в путешествиях по разным краям света, где прежде никогда ни она не бывала, ни мы) так, что, когда приходили особы, совершенно незнакомые ни нам, ни ей, прилично одетые, по виду благонравные, а на самом деле упорно державшиеся греха, Екатерина, тут же почувствовав их порочность, не могла ни говорить с ними, ни даже лицом к ним повернуться, когда они с нею говорили. Если же они всячески настаивали, коротко выкрикивала:
- Нам должно прежде исправить пороки наши и вырваться из сетей дьявольских, а уж потом о Боге беседовать.
Сие или сему подобное молвив, она отделывалась от них как можно скорее, а мы впоследствии обнаруживали, что они увязли в сети гнусного порока, в коем упорствовали с нераскаянным сердцем. Однажды мы встретили некую женщину, которая – увы! – была давней наложницей одного значительного церковного прелата. Когда же она, являя и в манерах, и в одеянии благопристойность, разговаривала при мне с Екатериной, всё никак не могла увидеть деву прямо в лицо, потому что та всё время всегда от неё отворачивалась. Удивившись сему, я усердно разузнал об образе жизни той женщины и выяснил, что было сказано выше. Когда я впоследствии сообщил об этом преподобной деве, она втайне ответила мне:
- Если бы вы почуяли смрад, который чуяла я, когда она говорила со мною, вас бы стошнило.
Сие я представил твоему, читатель, вниманию, дабы ты узнал, как превосходны были священные дары, уделённые деве сей свыше, и не удивлялся, когда я делаю отступления, чтобы поведать о таковых, ведь, как видишь, тема требует того.
Перевод: Константин Чарухин.
Отправить комментарий