Из книги «Житие святой Екатерины Сиенской» блаженного Раймонда Капуанского, её исповедника. Часть II. Глава 3a.
В душе девы сей обитало достодивное сострадание к бедным, но гораздо более удивительна и возвышенна была жалость к болящим, что охватывала её сердце. Из-за сей жалости она творила почти что неслыханные дела, каковые людям несведущим покажутся, наверно, невероятными, но из-за этого не следует обойти их молчанием, а наоборот, в целости поведать ради вящей славы Бога всемогущего. Устный рассказ брата Фомы и писаные сочинения брата Варфоломея Доминичи из Сиены, ныне магистра священной Теологии и приора Римской провинции, к которым стоит добавить [сообщения] нескольких заслуживающих всяческого доверия дам, в том числе вышеназванных Лапы и Лизы, возлагают на меня необходимость поведать следующее.
Жила в городе Сиене некая больная и неимущая женщина по имени Текка, которая за неимением средств принуждена была искать какого-нибудь приюта, где бы ей дали лекарств от недуга её, каковых она сама приобрести не могла. В итоге вышло так, что её приняли в приют настолько убогий, что она там едва могла получить самое необходимое. Болезнь же её настолько усилилась, что всё тело её покрылось проказой, отчего она дошла до ещё более несчастного состояния, ведь, чтобы не заразиться, никто не хотел находиться при ней и ухаживать за нею; хуже того, даже подумывали, не выслать ли её из города, как обычно поступают с такими. Когда о сем проведала преподобная дева, она, охваченная пылом любви к ближнему, поспешила в упомянутый приют и, с дружеским расположением посетив вышеназванную прокажённую, а заодно осмотрев её, предложила не только помогать ей в земных нуждах, но и неустанно ухаживать за нею до самого конца. А что молвила словом, то на деле всесовершенно исполнила. Ибо каждое утро и каждый вечер она лично посещала названную больную, а также сама готовила и подавала ей всякую пищу. И созерцая в прокажённой той мысленным оком Жениха своего, служила ей со всяческою заботой и почтением.
И хотя преподобная дева исходила при этом из [намерений] самых что ни на есть добродетельных, однако породило то в больной женщине порок гордыни и неблагодарности. Ведь часто случается с теми, чьи души не обладают добродетелью смирения, что они надмеваются от того, от чего должны более смиряться, а то, что должно бы склонять их к благодарности, пробуждает в них наглость. Так и вышеназванная больная от смирения и милосердия блаженной сей девы впала в порок наглой надменности. Ибо она, видя, что Екатерина столь неослабно предаётся своему служению, начала то, что делалось по доброхотной милости, требовать, как чего-то долженствующего: бранить сиделку свою грубыми словами, а к брани своей прибавлять поношения, когда не получала вволю того, чего ей хотелось. Действительно, случалось порой так, что дева Господня молитву свою утреннюю в церкви творила немножко дольше обычного, а вследствие позднее приходила ухаживать за больной, и та в нетерпении встречала её по приходе гневными и насмешливыми речами, говоря:
- Добро пожаловать, государыня королева Фонтебрандская! (Ибо так называется квартал, где был и ныне находится отчий дом девы). О как славна, – продолжала она, – королева сия, что весь день простаивает в церкви Братьев! Ведь вы у Братьев провели всё утро, сударыня? Вы, я вижу, всё не насытитесь Братьями теми.
Этими и подобными словами она, насколько её хватало, старалась вывести из себя рабу Христову, но та, ни чуточки не задетая этим, отвечала ей, словно собственной родительнице, смиренно и нежно утешая её, говорила:
- Милейшая матушка, не тревожьтесь Бога ради; я хоть и замешкалась малость, однако быстро исполню всё, что нужно по уходу за вами.
И торопливо разведя огонь и поставив на него горшок, готовила пищу для своей ругательницы, а во всех прочих нуждах услужала с таким проворством и дивным усердием, что даже сама нетерпеливая [больная] дивилась.
Сие продолжалось долгое время, а деве всё никак не наскучивало ухаживать [за больной], и душа её отнюдь не охладевала в обычном для неё рвении. Многие просто удивлялись, но Лапа, родительница её, возмущалась этому и кричала, говоря:
- Дочь моя, ты непременно подцепишь проказу. Я совсем не согласна, чтобы ты ухаживала за той прокаженной!
Но Екатерина, возложив всё упование своё на Господа, смягчала ярость матери нежными словами и увещевала её не бояться того, что она заразится; и уверяла, что не сможет оставить служения оного, Господом ей порученного; и, преодолевая таким образом все препятствия на пути служения милосердного, она упорно продолжала святое дело. Уразумев сие, древний враг обратился к иной уловке и поразил проказой, когда Господь ради вящей славы Невесты Своей попустил сие, руки преподобной девы. Ибо же на руках её, коими она прикасалась к телу прокаженной, показались столь явные признаки заражения, что у всякого, кто глядел на руки преподобной девы, не оставалось сомнений в том. Но она, никоим образом, не отступая из-за этого от своего святого занятия, предпочитала, скорее, целиком покрыться струпьями, чем оставить начатое милосердное служение; ведь она презирала собственное тело, как грязь, и не заботилась о том, что с ним случится, коль оказывает она угодное служение вечному своему Жениху. И вот, струпья сии оставались целый ряд дней, но преподобной деве это казалось ничтожно малым по сравнению с величием небесной любви. Но затем Тот, кто исцеляет ударом, возвышает низвержением и любящим Его всё заставляет содействовать ко благу (ср. Рим. 8:28), с благоволением воззрел на мужество Невесты Своей и не допустил, чтобы зараза эта продлилась долго.
Ибо Он явился вскоре после кончины оной больной, когда та в присутствии преподобной девы, которая усердно ободряла её, преставилась от сего света. По кончине [прокажённой], хотя тело её было ужасно на вид, Екатерина крайне тщательно омыла оное, облачила, благопристойно положила в гроб, а после панихиды собственноручно похоронила. По завершении же похорон струпья проказы тут же совсем исчезли с рук девы, как будто они никогда и не были поражены заразой; мало того, казалось, что руки её своей красотою превосходили все части тела её – как будто проказа придала им гладкости. Заметил ли ты, читатель, что в одном этом поступке преподобной девы собрались все добродетели? Ибо ведь любовь, царица добродетелей и украшение их, подвигла её к тому, чтобы взяться за сие служение и завершить его; а любви сопутствовало смирение, заставившее её полностью покориться больной столь презренной; не отставала и добродетель терпения, с которой она всерадостно выдерживала все упрёки той [прокажённой], да и собственный телесный недуг, столь отвратительный, переносила с такой чрезвычайной терпеливостью. Присоединилась к сему, без сомнения, твёрдость чистой веры, благодаря коей она не прокаженную ту [видела], а постоянно очами веры созерцала Жениха своего, Коему старалась угодить; ну и не было у неё недостатка в мужественной надежде, что помогла её претерпеть до конца (ср. Мф. 10:22). За священным же собранием сих добродетелей последовало явное чудо, а именно то, что проказу, которою прокаженная при жизни своей заразила ей руки, после смерти оной и погребения Христос в единый миг очистил. Что из сих [событий] оставит равнодушными разумеющих истину? Велики дела сии, но дальнейшие – больше, как ты заметишь, добрый читатель, коли будешь внимателен.
Перевод: Константин Чарухин.
Отправить комментарий