Из книги о. Томаша Галушки, «Инквизитор тоже человек». Часть I. Интервью. 13.a.
(Интервью берет Мачей Мюллер)
Иоганн Тецель. Человек, который выглядел как непристойный комик (если верить портретам XVI века), предполагаемый автор стишка: Как только монетка в ларце зазвенит, Душа из чистилища вмиг улетит, знаменитый продавец индульгенций. Его спор с Мартином Лютером напоминает встречу фарисея с пророком. Но когда мы планировали это интервью, Вы заявили, что собираетесь защищать этого доминиканца…
И надеюсь, что мне удастся освободить эту личность от наросшей на нем, на протяжении веков мифологии.
Из доминиканского ордена вышло две искры. Об одной говорил Мастер Экхарт: это место в душе, в котором происходит встреча Бога и человека. Вторая же искра – это Иоганн Тецель, человек, деятельность которого привела к взрыву, из которого родилась реформация. Но этого бы не случилось без бочки пороха, запала и соответствующих условий. А этой бочкой – не смотря на внешний вид – определенно не был наш брат Иоганн.
Поэтому те мнения, которые Вы только что привели, несправедливы. Тецелю не повезло, что он оказался не в то время не в том месте, однако он не был тупым недоумком – как иногда представляют его историки. Удивительным для самого себя образом он стал одной из наиважнейших действующих лиц начала реформации.
Кем же в таком случае был этот человек, который стал искрой?
Папским комиссаром по вопросам отпущений. Такой пост не занимал первый встречный проповедник. Если мы ближе присмотримся к биографии Иоганна Тецеля, увидим, что это был человек, который далеко превышал средний интеллектуальный уровень. Он родился приблизительно в 1465 году, воспитывался в Липске и там же изучал свободные искусства, потом поступил в университет. До 1486 года стал бакалавром. Знаем, что в то время университет выпустил 56 студентов, а Иоганн Тецель был шестым в очереди.
Приблизительно в 1486 году Тецель вступил в доминиканский монастырь в Липске – это был монастырь движения возрождения, акцентирующий бедность, простоту, аскетизм и обучение, в Церкви, нуждавшейся в реформировании. В это время зарождался ренессанс. Смешивались различные идеи и концепции, предшествующие аксиомы ставились под сомнение. В Риме восседали папы, которые нарушали целибат, основывали династии…
Тецель выбрал монастырь, предлагающий суровую жизнь. Более того, спустя несколько лет он признал, что липские доминиканцы не выполняют требования реформы. Он отдал себя под опеку самого генерального магистра и приблизительно в 1500 году получил согласие выбрать для себя другой монастырь. И выбрал – этот факт до сих пор не был замечен историками! – монастырь в Кракове. Не исключено, что пригласил его сюда сам Альберт из Сеценя, провинциал польской провинции и близкий советник короля Яна Ольбрахта.
На капитуле в Чешине в 1501 году он был представлен братьям, как лектор теологии и бакалавр философии. Альберт из Сеценя включил его в польскую провинцию, и одновременно поручил ему почетное служение генерального проповедника (таким образом, Тецель мог проповедовать по всей провинции). Это свидетельствует о его высокой позиции уже в начале. Он стал также проповедником для немецкоязычной общины в Кракове.
Спустя несколько лет Тецель принял пост приора монастыря в Глогове (связанного с обсерванцией). В то время польским провинциалом был уже Ян Вуйчик, тесно связанный с движением реформы, а в провинции нарастал нажим на реформирование монастырской жизни – прежде всего на обучение, возвращение к классической теологии, верное следование конституциям. Иоганн Тецель – в центре этих событий. В 1509 году провинциал обратился к генеральному магистру ордена Томасу де Вио (кардиналу Каетану) с просьбой назначить Тецеля инквизитором польской провинции, что снова свидетельствует о его сильной позиции. Кто знает, может быть, его даже готовили к посту провинциала?
Как началось приключение Иоганна Тецеля с индульгенциями?
Приблизительно в 1510 году папа поручил ему провозглашение проповедей связанных со специальными отпущениями в провинции Саксония. Был он также назначен папским инквизитором, а в 1516 году – комиссаром, которого Лев X обязал собирать пожертвования на определенные им цели.
Рубеж XV-XVI веков – это время огромного кризиса Церкви. Насколько Иоганн Тецель и доминиканцы осознавали это?
Наблюдали этот кризис на каждом шагу. Отсюда именно сильное реформаторское движение, обсерванции в ордене – то есть возвращение к первоначальной, суровой жизни. А ощущение, что Церковь испорчена изнутри, было всеобщим; с XV века отовсюду были слышны призывы к реформе. Вспомним хотя бы Савонаролу во Флоренции. Тецель был человеком, который прекрасно осознавал эту испорченность. Он совершенно не подходит на роль «антитезы» Лютера, защитника того, что плохо. Оба этих монаха были заинтересованы в реформе Церкви.
В 1512 году Юлий II созвал V Латеранский Собор – это упущенный шанс реформы Церкви. В речи, инициирующей заседания Эгидий из Витербо, настоятель Мартина Лютера и генеральный магистр августинцев, скорбел, что вся Церковь на всех уровнях истекает кровью от злоупотреблений, испорченности и интеллектуального и нравственного опустошения. К сожалению, отцы собора так и не решились на проведение каких бы то ни было существенных реформ.
Почему?
Наверное слишком сильным было тогда ослепление деньгами… На папские предприятия – крестовый поход против Турок или строительство новой Базилики св. Петра – нужны были огромные средства. Деньги овладели умыслами и даже люди Церкви начали добывать их аморальными способами. В результате в денежном пространстве оказалась также сфера благочестия.
Юлий II, по случаю юбилейного года заметил, что люди охотнее дают милостыню, если она имеет связь с вечной жизнью – то есть с вопросом, который людей больше всего беспокоил. Поэтому, лучше всего – думал папа – побудить людей давать пожертвования как бы в собственном намерении, чтобы увеличить свои шансы на быстрейшее спасение. И тут встретились две реальности, до сих пор не имеющие друг с другом ничего общего: деньги и отпущения.
Можно ли эти практики отпущений, которые и сегодня также часто критикуют и даже высмеивают, вообще обосновать теологически?
Конечно. Теология отпущений довольно тонка, поэтому приводила (и до сих пор приводит) к серьезным недоразумениям. Отпущения тесно связаны с таинством покаяния. В раннем средневековье появилась т.н. тарифное покаяние: за конкретный грех исповедник назначал конкретную практику. Появились специальные списки, пенитенциарные книги. По исполнении назначенного покаяния – например, многолетнего поста или далекого паломничества – раскаявшийся мог вернуться в лоно Церкви. Со временем все больше нажимали на исповедников, чтобы покаяния были менее суровыми и не продолжительными. Одновременно формировалась уверенность, что особы, имевшие особенные заслуги, могут их пожертвовать в намерении грешников, чтобы сократить им время покаяния. Развивалась также теология покаяния: разделяли вину, которую священник отпускает в акте абсолюции и временное наказание, которое в духе справедливости грешник должен понести.
Это теология здравого смысла. Если я что-то украл, то недостаточно того, что услышу: нет проблем. Я должен эти деньги отдать и возместить, так как это воровство могло вызвать различные дальнейшие последствия. Грех привносит не только беспорядок в отношениях я – Бог, но и в отношениях я – другой человек. Концепцию отпущения можно понять только в духе церковной действительности, каковой является мистическое тело Христа, люд Божий. Мы все составляем одно тело, поэтому наши благие деяния назидают других людей, а совершенное зло – их уничтожает. Грех разрушает натуральный порядок, который требует восстановления.
В духе этой теологии появляется идея, что заслуги Христа и святых, а точнее их изобилие; составляют т.н. сокровищницу заслуг. И «капиталом» из этого своеобразного банка можно «оплатить» вины кого-то другого. Признали, что ключи от этой сокровищницы имеет папа. Фрагмент Евангелия от Матфея 16,19 («что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах») понимали так, что папа имеет власть над этой сокровищницей и в исключительных ситуациях может её использовать. В 1343 году эту доктрину торжественно подтвердил папа Климент VI.
Поскольку существует такая сокровищница благодатей, путь к злоупотреблениям открыт: гуляй душу, ада нет…
Теологи осознавали это. Святой Фома Аквинский отмечал, например, что использование этой сокровищницы – это исключительная форма помощи, что лучше и более педагогично для кающегося является все-таки воздаяние в форме конкретного покаяния. Другими словами, лучше «заработать», чем «использовать накопления». К сокровищнице не следует прибегать слишком часто – писал Фома – ибо мы перестанем ощущать вес и последствия собственных поступков. Указывал также, что ключом к этой сокровищнице является только любовь. Количество «взятых» заслуг пропорционально любви, которую «вносишь». Любовь, а не деньги, является единственным паролем, открывающим «Божий банк».
Таким образом, сформировалось следующее учение: благодатями из сокровищницы можно пользоваться только тогда, когда папа предоставит такую возможность, а кающийся имеет мотивацию точно направленную на уменьшение своих временных наказаний (или хочет молиться об умерших). Поэтому отпущение нельзя купить…
Отправить комментарий