Из книги «Удивительное житие и драгоценная смерть досточтимой сестры Розы Святой Марии из Лимы», авторства о. Леонхарда Хансена ОР. Глава ХII, Духовная сухость и другие внутренние скорби, тревожившие святую Розу, 165-167.
Что печь для золота, то [духовные] мучения для праведных избранников; [и смысл оных] прежде всего в том, чтобы во избежание пагубы [святой] не превознёсся от величия [дарованных ему] откровений. И Павлу выпала на долю сия печь, и Розе, но с разным огнём. Он повергался ударам жала в плоть, она плавилась в котле [дарованной ей в качестве] испытания богооставленности на углях опустошения. Оба в муках взывали к небесам, оба [получили] ответ свыше: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12:9).
Перейдём непосредственно к теме. Дева взошла аж до ступени постоянного единения с Богом и тут же стала ежедневно претерпевать промежутки жесточайшего внутреннего потемнения, которые не мимоходом, а сплошь и по многу часов повергали её в несчастье, так что часто она не знала, в геенне ли находится, либо в жутком заточении чистилища, то ли кто-то бросил её в сумрачную темницу. Во мгновение ока она оказывалась там, где не было никакого нежного памятования Божества, никакого вкуса божественного присутствия, никакого следа, тени, намёка хоть на малейшее утешение. То была пустыня мрака, изнеможения, отупения, царство смерти, ночь богооставленности, пещера запредельного несчастья, где и Бог был в отдалении от девы, и она отчуждена от самой себя.
Когда над стенающей Розой тяготело чудовищное бремя тьмы, она была не в силах воодушевиться сверхъестественными предметами, хуже того, даже и естественными. Разум пытался уловить хоть малейшие искорки божественного, но всякий свет рассеивался; воля стремилась любить, но, словно заледенев, цепенела; память утруждалась представить уму образ хоть какой-нибудь из множества былых милостей [Божиих] и не могла. На пике мучений она вспоминала, словно в тумане, что когда-то знала Бога и любила, но чувствовала, что теперь Его не знает и не любит, а различает Его вдали, мельком, кое-как – словно кого-то незнакомого, отстранённого, чужого, постороннего, едва знакомого ей понаслышке. А самым невыносимым для неё было надолго отлучаться от общения с Возлюбленным. Тогда она пыталась разыскивать Его хотя бы по следам в творениях, но ни она, ни они не являли и намёка на те подобия, в коих обычно обнаруживается Творец. Между тем ужас и тоска яростно теснили её нутро. Измученное сердце вопияло: «Боже.., Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46, ср. Пс. 21:2) Однако в разорённой опустошением душе никто не отвечал, даже эхо. Она вновь старалась бороться, но весь жар любви изнемогал, всякая мысль притуплялась, все благоговейные чувства впадали в глубочайшую летаргию. Что было делать при сих мучениях деве, и внутри разорванной, и от Бога оторванной?
Причём самое страшное в сих скорбях было то, что они являлись в таком обличии, будто собираются длиться вечно, и никакого конца не предвещалось безмерным несчастьям, и нигде не было видно выхода из этого лабиринта; лазейка казалась перекрытой алмазной стеной – посему Роза в смятении не находила, где ей, горемычной, укрыться от сих адских мучений. Она пыталась извлечь препечальное утешение из той мысли, что сии терзания понемногу убьют её, ибо они казались так страшны, что хрупкое творение их выдержать не может, а должно полностью разрушиться, но тут же ей некстати приходила мысль о бессмертии её души, которую не убьёт никакая мощь мучений, не истребит никакая преисподняя. Между тем, она была близка к тому, чтобы начать беспорядочно голосить, умоляя о помощи, но подавляла бесплодные порывы, памятуя, что никто не может посодействовать в столь неизъяснимом бедствии и нет у неё подходящих слов, коими его можно было хоть кое-как описать ближним, да и не найти в целом свете врача, столь искусного, проницательного и опытного, кто бы мог сию тягостную муку и размышлением понять, и душою постичь.
Перевод: Константин Чарухин.
Отправить комментарий