На вопрос: «Обязывают ли Конституции Братьев Проповедников, тех, кто принёс обеты?» вне всякого сомнения, следует ответить позитивно. Ибо сие проистекает, как из самого звучания текста, который определяет, повелевает, предписывает и запрещает, так и из смысла.
Верно написано в прологе к упомянутым Конституциям: «Мы не желаем, чтобы наши конституции обязывали нас под санкцией греха, но лишь кары, разве что в игру вступает формальный приказ или презрение». Ибо считается, что каждый сам себя обязывает к тому, что лучше всего способствует его спасению и его справедливому благу.
Задумаемся, что означают первые слова присяги: «Обещаю послушание Богу». Значит ли это «Богу и перечисленным святым я обещаю послушание в согласии с Уставом и Конституциями», или скорее «по-новому обязуюсь быть послушным Богу»? В первом случае это означало бы либо приказание Богу, чтобы Он не смел требовать ничего, кроме заключенного в Конституциях, либо возложение на себя посредством обета обязательства соблюдать Устав и Конституции. Первое предположение смахивает на издевательство и насмешку, второе же вызывает страх и налагает слишком тяжелые обязанности.
Что бы ни думать о послушании Богу, которое мы обещали, принеся обет, то, что же говорить о послушании преславной Деве, к которой относятся слова «и Пресвятой Деве Марии»? Независимо от того идет ли здесь речь о приказаниях Божьей Матери касающихся вещей прошлых или будущих, нужно признать, что это не существенно.
Однако добавляется еще: «и святому Доминику». О, если бы мы, принося обеты, отдавали себе отчет в том, что обязываемся исполнять повеления святого Отца Доминика, выраженные словом и примером! Тогда бы пространный Орден Доминика расцвел розами и лилиями, фиалками и шафраном. Благоухая, подобно корице и бальзаму, распространил бы аромат, возносясь в пустыне, как облако фимиама, насыщенного ароматом мирра и многоразличных благовоний!
Скажем поэтому, что словами обетов три эти лица призываются в свидетели брака и стоят рядом с принимающим обеты, как поручители, в согласии с тем, чего принято держаться при заключении договоров, касающихся дел духовных, как в Ветхом, так и в Новом Завете. Если принесший обеты, призвав сих троих в свидетели, не исполняет того, в чем поклялся, то тем самым он нарушает договор и как бы отказывается от него, а свидетелей призывает в судьи против себя.
Посмотрим же, сколь явно монах, принося обеты, связывает три обещания с тремя сими лицами, а именно с Богом, блаженной Марией и блаженным Домиником, не упоминая, однако, блаженного Августина, Уставу которого в первую очередь присягает. Так происходит, потому что святой Августин, в отношении первого обета не обходился без имущества, в отношении второго обета, до крещения не соблюл целомудрия, но родил сына Адеодата от сожительницы; в отношении третьего обета не был подчиненным, но начальствующим и повелевал иными.
Зато сии трое особенно славны в области трех обетов.
Явственно это видно в Богочеловеке, Который, в отношении бедности, не имел где голову склонить; в отношении целомудрия, родился непорочно от Девы, что же касается послушания, то не пришел исполнить Свою волю, но волю Отца. То же известно о второй из круга поручителей. Еще, будучи маленькой девочкой, она подчинила себя власти первосвященника (касательно третьего обета), не знала мужа (касательно второго), и столь сильно возлюбила бедность, что не могла купить ягненка, чтобы принести в жертву за своего Сына, хотя немногим ранее получила щедрые дары от мудрецов. В свою очередь третий свидетель, блаженный Доминик, явился как патриарх возвышеннейшей бедности, целомудрие сохранил до конца дней, и столь горячо чтил послушание, что – будучи преисполнен знания и духа – не пожелал составить новый устав, но избрал один из существующих, чтобы самому быть послушным прежде, чем начать требовать послушания от других. Он постоянно отказывался управлять Орденом, желая подчиняться своим сынам, благодаря спасительному дару послушания.
Перевод: о. Юрий Дорогин ОР
Отправить комментарий